Однако миссис Альбион доподлинно знала, что Минимус женился совсем не поэтому. Сумма, которую ее супруг собирался передать в приданое Беатрис, была весьма скромна, а то, что он отказался это сделать, ничуть не расстроило Минимуса. Лично она подозревала, что Фурзи был заинтересован в женитьбе на Беатрис гораздо меньше, чем та.
«Этот чертов малый видит в ней лишь бесплатную экономку», – бросил однажды полковник, и миссис Альбион думала, что это, может быть, не так далеко от истины. Жили они, бесспорно, крайне необычно, пользуясь услугами всего одной женщины, которая приходила стряпать и убирать. Даже в доме последнего фордингбриджского лавочника жила служанка или две.
Но что нашла в нем Беатрис? Словно в ответ на ее вопрос, дверь церкви отворилась и на пороге в золотом свете солнца возник Минимус Фурзи.
– Вы одна? – спросил он, закрыв за собой дверь.
– Да. – Она улыбнулась и краткий миг была вынуждена унимать дурацкий сердечный трепет, когда Фурзи двинулся к ней.
Он оглядел церковь:
– Странное место для встречи. – Его мелодичный голос откликнулся эхом, которое быстро замерло в окружающей тишине. – Вам здесь нравится?
Новая Линдхерстская церковь, сменившая на холме строение XVIII века, представляла собой высокое, богато украшенное викторианское здание из красного кирпича с башней. Башню только что достроили, и теперь она возвышалась в сердце Нью-Фореста над дубами старой королевской усадьбы, как памятник гордому предпринимательству и респектабельности нынешнего века.
– Не уверена. – Она не решилась ответить иначе – вдруг не одобрит.
– Хм… Витражи хороши. Вам так не кажется? – (Те два, на которые он указал – один с восточной стороны, другой в трансепте, – были и правда замечательны. Работы Бёрн-Джонса, художника-прерафаэлита, который в последние годы наведывался в Нью-Форест. Огромные рельефные фигуры производили сильное впечатление.) – Вот эти два, – он показал на витраж в трансепте, – на самом деле созданы Россетти
[39], а не Бёрн-Джонсом.
– Надо же. – Она посмотрела на них. – Наверное, вы лично знакомы со всеми этими художниками.
– Всяко бывает. А что?
– Это, должно быть… – Миссис Альбион хотела сказать «так интересно», но вышло бы настолько банально, что она осеклась.
Свет из витража в трансепте упал на ее белые волосы.
– Мне нравится фреска, – улыбнулся Минимус.
Часть интерьера занимала огромная работа Лейтона
[40], друга Россетти, «Мудрые и неразумные девы». Епископ беспокоился, что картины прерафаэлитов слишком папистские и декоративные, но их все равно разрешили. И так они стояли под мудрыми и неразумными девами, одинаково восхищаясь.
– Я пригласила вас сюда поговорить о Беатрис, – глубоко вдохнув, сказала миссис Альбион. – Мне нужно, чтобы вы кое-что сделали.
Богнор Гроклтон находился в приподнятом настроении. Стирая клешнеобразной рукой капли пота с бледного, гладко выбритого лица, он довольно улыбался.
В заслугу Богнору Гроклтону – его назвали в честь приморского курорта, куда родители любили ездить по праздникам, – следовало поставить благонамеренность. Наверное, в нем было что-то миссионерское, а может, он унаследовал эту черту от бабки, которая, покинув Лимингтон, дожила до солидных лет в Бате. Однако, что бы неустанно ни гнало Богнора Гроклтона вперед, он всегда действовал в уверенности, что мир нуждается в улучшении. В Викторианскую эпоху с ним мало кто мог поспорить.
Он старался улучшить Нью-Форест с того момента, как объявился там. То, что вскоре он обрел союзника в лице окружного инспектора, было естественно. На самом деле они были очень разными людьми. Для Камбербетча Королевский лес являлся материальным ресурсом вроде угольной шахты или гравийного карьера. Жители Нью-Фореста представлялись помехой. Будь у него возможность заковать их, как галерных рабов, или отбраковать, как оленей, он, вероятно, так бы и поступил. По мнению же Гроклтона, они нуждались в помощи. Многие из них жили в убогих лачугах на акре или двух земли. Первобытный строй. Даже лучшие вроде Прайдов из Оукли сводили концы с концами лишь за счет Королевского леса, а это было чудовищным растранжириванием ресурсов. Когда Нью-Форест постигнет экономический крах, для многих найдется работа на лесоповале. Отдельные расположенные вокруг Нью-Фореста крупные хозяйства, без сомнения, выживут. Остальные будут поглощены заводами и фабриками, которые множатся в Саутгемптоне, и местными торговыми городами вроде Фордингбриджа и Рингвуда. Новый промышленный мир будет намного лучше. Лесные жители поймут это, как только увидят.
Визит в палату лордов в Лондоне был интересен, но Гроклтон почти не сомневался в его исходе, хотя Специальный комитет еще не отчитался. Лесопосадки сохранятся и расширятся. Иначе и быть не могло. Это был прогресс.
Он обрадовался, когда Камбербетч предложил ему на день в гиды молодого Джорджа Прайда. Если старый Прайд олицетворял прошлое, то его сын Джордж – будущее. Молодой человек выбрал себе хорошую работу. Коль скоро оленей не стало, отпала надобность в лесниках и их помощниках, но были должности лесозаготовителей, которые заботились о лесопосадках, вместе с ними получили и коттеджи. Юный Джордж работал на Камбербетча, но жил Королевским лесом, и ему хорошо платили.
– Он будет всячески стремиться вам угодить, – зловеще улыбнулся Камбербетч.
После возвращения из Лондона окружной инспектор вызвал к себе Джорджа и без обиняков заявил:
– Вы, может быть, не в силах обуздать вашего отца, но мне было неприятно видеть его в комитете. Я буду следить за вами. Один неверный шаг, малейший намек на вероломство – и мигом вылетите.
И когда Гроклтон добрался до места встречи, молодой человек уже стоял там навытяжку. Одно это чрезвычайно расположило его к Джорджу, но он и без такого приема, скорее всего, остался бы в радужном настроении.
Так как они встретились у Огораживания Гроклтона.
Прекрасно, если в твою честь называют здание или улицу. Но когда несколько лет назад огородили эту территорию и Камбербетч объявил, что ее назовут в его честь, потрясенный Гроклтон понял, что здесь нечто большее: целый лес, район на карте на поколения вперед. Огораживание Гроклтона: то была его величайшая гордость и радость.
Участок находился в центральной части Нью-Фореста западнее Линдхерста. Он занимал больше трехсот акров. Но главным достоинством, по мнению Гроклтона, были лесопосадки, почти полностью засаженные сосной.
Полвека в Нью-Форесте выращивали ель. Обычно ее использовали в качестве защиты от ветра молодых дубов и буков. Хотя порой большие ели выращивали на корабельные мачты, всерьез флот нуждался именно в буке и дубе. Или привык нуждаться. Деревянные корабли уступали место стальным. В Баклерс-Харде их больше не строили, его славные верфи заросли травой, в домах поселились кустари и наемные работники.
