Сестра Фидельма стояла не шевелясь и старательно оглядывала маленькую келью, дабы не упустить ничего важного или значащего. Не давало покоя ощущение — она что-то просмотрела. Подойдя к боковому столику, она оглядела немногочисленные личные вещи убитой. Среди них лежал карманный требник. Распятие Этайн было здесь единственной ценной вещью. Фидельма уже заметила, что перстень настоятельницы остался у нее на пальце. Но почему же ей кажется, что чего-то не хватает?
— У нас нет никаких следов, которые могли бы обличить злодея, сестра, — прервал Эадульф ее размышления. — Мы можем исключить из мотивов ограбление, — добавил он, указывая на распятие и кольцо.
— Ограбление? — Нужно признаться, что этот мотив был последним в ее мыслях. — Мы в доме Божьем.
— Известно, что грабители и воры вторгались в монастыри и церкви и раньше, — заметил Эадульф. — Но не в данном случае. И признаков этого нет никаких.
— Место, где совершено злодеяние, подобно куску пергамента, на котором преступник должен оставить какой-то след, — отозвалась Фидельма. — След этот здесь, и мы должны найти его и истолковать.
Эадульф бросил на нее любопытствующий взгляд.
— Единственная улика здесь — тело настоятельницы, — тихо сказал он.
Фидельма обратила на него испепеляющий взгляд.
— Стало быть, это и есть след, и его нужно истолковать.
Брат Эадульф прикусил губу.
Интересно, подумал он, всегда ли эта ирландская монахиня так резка, или только с ним.
Забавно, но когда он случайно налетел на нее вчера вечером в галерее, он мог бы поклясться, что некая искра понимания или сочувствия промелькнула между ними — нечто алхимическое. А теперь казалось, будто этой встречи никогда и не было и что эта женщина — враждебная чужестранка.
Ну что же, не следует ему удивляться такой враждебности. Она поддерживает устав Колубмы, в то время как он самой своей corona spinea
[6]
высказывается за Рим. А вражда между собравшимися в монастыре очевидна даже самым равнодушным.
Его мысли были прерваны гулким хриплым кашлем у дверей кельи. И Фидельма, и Эадульф одновременно повернулись. Пожилая монахиня стояла в дверном проеме.
— Pax vobiscum,
[7]
— приветствовала она. — Ты — Фидельма из Кильдара?
Фидельма кивнула.
— Я — сестра Ательсвит, domina в domus hospitale
[8]
в Стренескальке. — Она не сводила взгляда с Фидельмы, изо всех сил стараясь не дать ему устремиться на скамью, где лежало тело Этайн. — Настоятельница Хильда полагает, что тебе нужно поговорить со мной, поскольку я занимаюсь попечением о наших братьях во время синода.
— Превосходно, — вмешался в разговор брат Эадульф, вызвав очередной недовольный взгляд Фидельмы. — Ты именно тот человек, с кем нам следует поговорить…
— Но не теперь, — раздраженно бросила Фидельма. — Сперва, сестра Ательсвит, необходимо, чтобы лекарь вашего монастыря осмотрел тело нашей бедной сестры как можно скорее. Мы хотели бы поговорить с этим лекарем, как только осмотр будет сделан.
Сестра Ательсвит взволнованно посмотрела на Фидельму, потом на Эадульфа, и опять на Фидельму.
— Хорошо, — сказала она неохотно. — Я скажу брату Эдгару, нашему врачу, сейчас же.
— Тогда мы встретимся с тобой у северных дверей монастыря вскоре после того, как закончим здесь.
Снова тревожный взгляд пожилой монахини перебежал с лица Фидельмы на лицо молодого монаха-сакса. Фидельма была раздражена ее колебаниями.
— Время не терпит, сестра Ательсвит, — резко проговорила она.
Domina неуверенно мотнула головой и поспешила исполнить поручение.
Сестра Фидельма повернулась к Эадульфу. Черты ее сохраняли спокойствие, но зеленые глаза сверкали от ярости.
— Я не привыкла… — начала она, но Эадульф разоружил ее усмешкой.
— …работать с кем-то еще? Да, это я могу понять. Я тоже, и не меньше твоего. Думаю, нам стоит составить некий план, чтобы провести наше расследование без ненужных ссор и споров. И решить, кто главный в проведении этого расследования.
Фидельма удивленно посмотрела на сакса. Мгновение-другое она искала слова, чтобы выразить свое раздражение, но те лишь бессвязно мельтешили в голове и так и не сложились в разумную речь.
— Поскольку мы находимся на земле саксов, возможно, мне следует взять на себя эту роль, — продолжал Эадульф, не обращая внимания на бурю, которая, казалось, вот-вот разразится. — В конце концов, я знаю закон, обычаи и язык этой страны.
Губы у Фидельмы сжались, она взяла себя в руки и нашла нужные слова.
— Предположим, что ты действительно обладаешь таковыми знаниями. Тем не менее король Освиу при поддержке настоятельницы этого монастыря Хильды и Колмана, епископа Нортумбрии, именно мне предложил предпринять это расследование, благодаря моему опыту по этой части. Ты был назначен из политической сообразности, чтобы расследование было признано беспристрастным.
Брат Эадульф явно решил не обижаться и только усмехнулся.
— По каким бы причинам я ни был назначен, сестра, я здесь.
— В таком случае, поскольку между нами возникли разногласия, нам, полагаю, надлежит пойти к настоятельнице Хильде и спросить у нее, кого она предпочитает видеть ответственным за расследование.
Теплый взгляд карих глаз Эадульфа встретился со сверкающими от ярости глазами Фидельмы.
— Может быть, так, — медленно проговорил Эадульф, — а может быть, нет. — Внезапно его лицо расплылось в усмешке. — А почему бы нам не решить эту проблему самим?
— Кажется, ты уже решил, что главным будешь ты? — ледяным голосом проговорила Фидельма.
— Я готов на соглашение. Мы разделим обязанности в этом деле, ведь у каждого из нас свои таланты. Пусть никто не будет главным.
Вдруг Фидельма поняла, что этот человек, похоже, испытывает ее, проверяет ее решимость и уверенность в себе.
— Это было бы логичным решением, — неохотно согласилась она. — Но чтобы работать вместе, нужно понимать друг друга и знать ход мыслей другого.
— А как еще можно это узнать? Только работая вместе и узнавая. Не попробовать ли нам?
Сестра Фидельма посмотрела в глубокие карие глаза монаха-сакса и почувствовала, что краснеет. Опять она ощутила то странное алхимическое сближение, которое испытала вчера вечером.
— Хорошо, — ответила она отстраненно, — мы попробуем. Мы будем делиться всеми нашими мыслями и знаниями в этом деле. А теперь пойдем к сестре Ательсвит к северным вратам монастыря. В этом здании мне как-то не по себе, и я с удовольствием выберусь наружу на свежий морской ветерок.
