– Если Винка действительно сбежала с Алексисом Клеманом, – продолжал он, – она должна была прихватить с собой и эти деньжищи! Или по крайней мере когда-нибудь вернуться за ними!
Его умозаключение показалось мне не очень убедительным.
– А где доказательства, что это ее деньги? – возразил я. – То, что ее отпечатки обнаружили на той сумке, еще не доказывает, что деньги принадлежали именно ей.
Он согласился, но тут же кинулся в контратаку:
– И все же, признайся, странная история. Откуда взялись эти денежки? Сто тысяч франков! По тем временам огромная сумма.
Я все никак не мог взять в толк, что конкретно он думает о деле Рокуэлл, однако версия с побегом казалась ему голословной. Хотя железных доказательств у него не было, Пьянелли ничуть не сомневался: если Винка до сих пор так и не объявилась, значит, она уже давно мертва. И убил ее, вероятнее всего, Алексис Клеман.
– А что думает следствие?
– Понятия не имею, – рассеянно отвечал он.
– Следствие по делу об исчезновении Винки проводилось бог весть когда. А значит, любые улики, обнаруженные сегодня, никто не признает в связи с истечением срока давности по этому делу, верно?
С задумчивым видом Пьянелли потер бородку тыльной стороной руки.
– Не скажи. Тут действует сложная судебная практика. Сегодня в некоторых случаях срок давности зависит уже не от того, когда было совершено убийство, а от того, когда обнаружили тело.
Он смотрел мне прямо в глаза – я выдержал его взгляд. Пьянелли, безусловно, был охотником за сенсациями, и я недоумевал, почему он с таким упорством цепляется за это давнее дело. Помнится, он не принадлежал к числу задушевных друзей Винки. Они никогда не встречались, и между ними не было никакой взаимной симпатии.
Винка была дочерью актрисы Полины Ламбер, уроженки Антиба, рыжеволосой, коротко стриженной красотки, игравшей небольшие роли в фильмах Ива Буассе и Анри Вернея. Венцом ее кинокарьеры стала откровенная сцена с Жан-Полем Бельмондо в «Клане марсельцев»
[36]. В 1973 году в одном из ночных кабачков Жуан-ле-Пена Полина познакомилась с Марком Рокуэллом, американским автогонщиком, который недолго был пилотом «Формулы-1» в команде «Лотус» и не раз участвовал в 500-мильных заездах в Индианаполисе. Но самое главное – Рокуэлл был младшим сыном влиятельного массачусетского семейства, которое числилось главным акционером сети супермаркетов, распространенных по всему северо-востоку Соединенных Штатов. Отлично понимая, что в кино у нее нет никаких перспектив, Полина последовала за своим возлюбленным в Штаты – там они и поженились. Вскоре в Бостоне родилась Винка, их единственная дочь, которая прожила там же пятнадцать лет, прежде чем ее отправили учиться дальше в Сент-Экз – это случилось после трагической смерти ее родителей. Чета Рокуэлл оказалась в числе пассажиров, погибших в авиакатастрофе летом 1989 года – произошла внезапная разгерметизация самолета во время взлета из аэропорта на Гавайях. Эта трагедия потрясла многих, поскольку в результате внезапного вскрытия багажного отсека в бизнес-классе вырвало с корнем и выбросило из самолета шесть рядов кресел. В той катастрофе погибли двенадцать человек, причем жертвами ее стали весьма состоятельные люди. Столь занятная подробность не могла не заинтересовать Пьянелли.
Благодаря своим корням и манерам Винка служила живым воплощением всего, что Пьянелли ненавидел: он считал ее папенькиной дочкой из американского высшего буржуазного общества и наследницей элитарных духовных традиций, обожавшей греческую философию, кино Тарковского и поэзию Лотреамона
[37]. А еще – неземной красоты кокеткой, не живущей в реальном мире, а витающей в облаках. И, наконец, девицей, которая по-своему – невольно и неосознанно – презирает парней.
– И это не произвело на тебя никакого впечатления, черт возьми? – вдруг окликнул меня он.
– Все это было давно, Стефан.
– Давно? Но ведь Винка была твоей подружкой. Ты же души в ней не чаял, ты…
– Мне тогда было восемнадцать, я был совсем мальчишкой. И уже давно все забыл.
– Не держи меня за дурака, художник. Ничего ты не забыл. Я же их читал, твои романы, – Винка там везде и всюду. Ее можно узнать в большинстве твоих героинь!
Он начал мне надоедать.
– Дешевая психология. Достойная астрологической рубрики в твоей газетенке!
Мы заговорили на повышенных тонах – Стефан Пьянелли был точно на иголках. Глаза его неистово сверкали. Винка свела его с ума, как и многих до него, хоть и по-своему.
– Можешь говорить все что угодно, Тома. Но я собираюсь вновь взяться за это дело, и на сей раз серьезно.
– Пятнадцать лет назад ты уже сломал на нем зубы, – заметил я.
– Когда нашли деньги, все изменилось! Как по-твоему, что скрывается за эдакой кучей наличности? Лично у меня на этот вопрос есть три возможных ответа: наркоторговля, коррупция или крупный шантаж.
Я потер глаза.
– Прямо как в кино, Пьянелли.
– По-твоему, дела Рокуэлл не существует?
– Оно, скажем так, сводится к банальной истории девчонки, сбежавшей с парнем, в которого она была влюблена. – Он поморщился. – Да ты сам, художник, ни на секунду не веришь в эту версию. Хорошенько запомни, что я тебе скажу: история исчезновения Винки – это как клубок шерсти. В один прекрасный день кто-нибудь сумеет дернуть за нужный кончик – и размотает весь клубок.
– И что же тогда обнаружится?
– Что-нибудь похлеще всего, что можно было себе тогда представить.
Я встал, желая закончить разговор.
– Тебе бы романы писать. Могу помочь, если задумаешь подыскать себе издателя.
Я взглянул на часы. Мне нужно было срочно найти Максима. Журналист, вдруг угомонившись, тоже встал и хлопнул меня по плечу.
– До скорого, художник. Уверен, мы еще увидимся.
Он сказал это тоном полицейского, собиравшегося отпустить меня восвояси после задержания. Я застегнул куртку и спустился на одну ступеньку. Задумался на мгновение-другое и обернулся. Пока я не совершил ни единого промаха. Главное – ему не надо было давать пищу для размышлений, но один вопрос так и вертелся у меня на языке. И я попытался задать его самым безразличным видом.
– Значит, говоришь, в одной из старых раздевалок нашли деньги?
– Ну да.
– В какой именно?
– В той, что канареечного цвета. Как дом Анри Матисса.
– Винка жила не там. Ее комната находилась в синем корпусе – в доме Никола де Сталя.
