– Что Винка собиралась делать с этими фотографиями?
Фанни прикурила сигарету и пожала плечами.
– По-моему, она собиралась шантажировать твоего отца. Ты говорил с ним на эту тему?
– Еще нет.
Я почувствовал прилив злости и досады.
– Как ты могла согласиться на такое, Фанни?
Она покачала головой и затянулась. Взгляд ее затуманился. Она сощурилась, будто силясь сдержать слезы, но я не унимался:
– Зачем ты мне это подсунула?
Я перешел на крик – она вскочила с капота и, перекрикивая меня, вызывающе бросила:
– Потому, черт побери, что я любила тебя! – Ее сумочка шлепнулась наземь. С покрасневшими от гнева глазами Фанни набросилась на меня: – Я всегда любила тебя, Тома, всегда! И ты меня любил, пока не объявилась Винка. Она-то все и испортила. – В приступе ярости Фанни принялась колотить меня в грудь. – Ради нее ты отказался от всего на свете, ты отрекся от всего, что помогало тебе оставаться самим собой. От всего, что делало тебя не таким, как все мальчишки.
Я впервые видел, как Фанни вышла из себя. Неужели я столь безропотно сносил ее удары потому, что это было мне заслуженным наказанием, потому, что в ее словах таилось зерно истины и мне это было хорошо известно?
Сочтя, что наказан сполна, я мягко схватил ее за запястья.
– Успокойся, Фанни!
Она высвободилась и обхватила голову руками. Я видел, что она настолько подавлена, что ее качало.
– Я согласилась сделать эти фотографии потому, что хотела показать их тебе, чтобы ты понял: Винка мизинца твоего не стоит.
– Почему же не показала?
– Потому что тогда это ранило бы тебя в самое сердце. Я боялась, как бы ты чего не сделал с собой, с ней или со своим отцом. Мне не хотелось рисковать.
Она припала к дверце машины. Я нагнулся за ее сумочкой, опасаясь прикасаться к замочку в виде змеи – вдруг укусит. Сумочка раскрылась, и лежавшие в ней вещицы: записная книжка, связка ключей, тюбик помады – рассыпались по земле. Укладывая все это обратно в сумочку, я заметил сложенный вдвое листок бумаги. Ксерокопию той самой статьи из «Нис-Матен», которую переслал мне Максим. Она была вдоль и поперек исписана одними и теми же буквами, которые складывались в одно слово: «Месть!»
– А это еще что такое, Фанни? – изумился я, поднимаясь.
Она выхватила бумажку у меня из рук.
– Какая-то анонимка. Я нашла ее у себя в почтовом ящике.
Воздух вокруг внезапно сгустился, словно напитавшись плохой энергией. И тут я понял: нам с Максимом угрожала куда более коварная опасность, чем мне казалось.
– Догадываешься, почему это к тебе попало?
Фанни держалась из последних сил: она вся как-то обмякла и едва стояла на ногах. Я не мог взять в толк, почему анонимка попала именно к ней. Ведь Фанни не имела никакого отношения к смерти Алексиса Клемана. Почему неизвестный, который угрожал нам с Максимом, и ее выбрал своей жертвой?
Стараясь быть помягче, я положил руку ей на плечо.
– Фанни, скажи, пожалуйста, ты знаешь, почему к тебе попало это письмо с угрозами?
Она вскинула голову, и я увидел ее лицо – осунувшееся, встревоженное, мертвенно-бледное. Глаза ее пылали огнем.
– Черт возьми, ну конечно, знаю! – выпалила она в ответ.
Теперь уже у меня подкосились ноги.
– Ну и… почему?
– Потому что в стене спортивного зала замурован труп.
4
Я долго не мог выговорить ни слова.
Я плохо владел собой и стоял, точно каменный.
– И давно ты в курсе?
Фанни была словно в нокауте: она как будто отказалась бороться дальше и готова была осесть. В изнеможении она прошептала:
– С самого первого дня.
И вслед за тем рухнула наземь. В буквальном смысле. Она сползла по дверце машины и в слезах повалилась на асфальт. Я кинулся к ней, чтобы помочь подняться на ноги.
– Фанни, ты же никаким боком не связана со смертью Клемана. Это наших рук дело – моих и Максима.
Она подняла глаза и какое-то время смотрела на меня в полной растерянности. А потом, снова ударившись в слезы, села прямо на землю и закрыла лицо руками. В свою очередь я присел рядом с ней на корточки и, ожидая, когда она проревется, разглядывал две наши огромные тени, которые солнце отбрасывало на асфальт. Наконец она утерла глаза тыльной стороной ладони.
– Как это было? – спросила она. – Как он умер?
Деваться было некуда – и я в подробностях рассказал ей, как было дело, посвятив в нашу жуткую тайну. Мне пришлось заново пережить ту трагическую историю, которая навсегда превратила меня в душегуба.
Когда я закончил свой рассказ, она, похоже, угомонилась. Моя исповедь успокоила нас обоих.
– А ты, Фанни, как узнала?
Она поднялась, глубоко вздохнула, закурила новую сигарету и несколько раз затянулась, словно курение помогало ей собрать в кучу давнишние воспоминания.
– В ту памятную субботу 19 декабря, когда разразился буран, я занималась допоздна. Как раз в то время я готовилась к вступительным экзаменам в медицинскую школу и привыкла спать ночью часа четыре. Кажется, я чуть не свихнулась, особенно когда вдруг обнаружила, что у меня нет ни гроша и мне не на что купить еды. А в ту ночь у меня живот подвело так, что я даже не могла уснуть. Недели за три до этого мадам Фабьянски, жена охранника, сжалилась и отдала мне дубликат ключей от кухни и столовой.
В кармане у Фанни зазвонило вызывное устройство, но она сделал вид, что не расслышала звонка.
– Я вышла из комнаты среди ночи. Часа в три. И пошла через весь кампус в столовую. В это время все уже было закрыто, но я знала код замка пожарной двери, которая вела в столовую. Было так холодно, что пришлось поторапливаться. Я прямо там слопала коробку печенья, а с собой прихватила полбатона бескоркового хлеба и плитку шоколада.
Она говорила монотонно, точно под гипнозом, как будто ее устами изъяснялся кто-то другой.
– И только на обратном пути в жилой корпус я обратила внимание на красотищу вокруг. Снег уже перестал. Ветер разогнал тучи – на небе выступили звезды и полная луна. Все было как в сказке, и проходя я не могла отвести глаз от озера. До сих пор помню, как скрипел снег у меня под ногами и как луна отбрасывала синие блики на водную гладь.
Слушая ее, я тоже вспомнил скованный стужей Лазурный Берег. Между тем Фанни продолжала:
– Очарование оборвалось, как только я заметила странный свет в той стороне, где строили новый спорткомплекс. Чем ближе я подходила, тем отчетливее понимала, что это не просто огонек. Свет горел на всей стройке. Там даже слышался рокот двигателя. Гудела какая-то машина. Внутренний голос говорил – не ходи туда, но любопытство оказалось сильнее, и…
