«Зеркальность» может быть весьма абстрактной. Например, срабатывать в разных сенсорных модальностях: увидишь, как кто-то делает движение А, – и зеркальные нейроны возбуждаются, услышишь, как кто-то делает движение А, – и опять зеркальные нейроны возбуждаются. А также они могут воссоздавать целую картину: нейроны активируются даже в том случае, если часть общей сцены скрыта от взгляда
{849}.
И еще интереснее то, что зеркальные нейроны не просто повторяют наблюдаемое движение. Предположим, мы изучаем зеркальные нейроны, которые возбуждаются при виде человека, поднимающего чашку, чтобы выпить из нее чай. И эти нейроны не ответят, если чашку с чаем поднимают, чтобы, например, вытереть стол. Другими словами, в их активации присутствует намерение.
Значит, активность зеркальных нейронов сознательным или бессознательным образом увязана и с обстоятельствами имитации, и со смыслом и целью действия. Тем не менее еще никто не продемонстрировал причинно-следственной связи между активацией зеркальных нейронов и имитацией. Ситуация усложняется еще и тем, что зеркальные нейроны, связанные с подражательными движениями, открыты у макак-резусов, а это вид, у которого нет имитирующего поведения.
Но, предположив, что зеркальные нейроны все же для чего-то нужны, хорошо бы понять для чего. Предлагались и обсуждались разные варианты.
Вероятно, самым приемлемым и наиболее логичным объяснением является их участие в двигательном обучении при помощи наблюдения
{850}. Однако в этом объяснении имеются и слабые места, назовем их: а) зеркальные нейроны прекрасно работают у видов с минимальным объемом обучения за счет имитации; б) уровень возбуждения зеркальных нейронов не соотносится с эффективностью двигательного обучения с помощью наблюдения; в) пусть зеркальные нейроны нужны для обучения моторным действиям, но у человека с его внушительным объемом обучения при помощи наблюдения уровень вовлеченности зеркальных нейронов довольно низкий. Нужно понимать, что когда мы учимся что-то делать наблюдая, то гораздо важнее оказывается контекст действия, т. е. в каких ситуациях его стоит выполнять (например, когда подчиненная обезьянка учится приемам подхалимажа, очень важно выучить не сами действия, а то, по отношению к кому они уместны).
С идеей обучения с помощью зеркальных нейронов близко соприкасается идея обучения на чужом опыте
{851}. Если вы видите, как кто-то откусывает кусок и кривится от отвращения, то зеркальные нейроны помогут более живо представить, что будет с вами, откуси вы этот кусок, и, возможно, вы станете избегать подобной пищи.
Эта идея пришлась по душе Грегори Хикоку из Калифорнийского университета в Ирвайне, который, как мы увидим, весьма трезво оценивал все розовые фантазии вокруг зеркальных нейронов.
Припомним здесь влиятельную теорию соматических маркеров Антонио Дамасио (глава 2). Эта идея предполагает, что, выбирая из разных возможностей, лобная кора проигрывает эксперименты «что будет, если…», представляя по ходу дела ответы телесные и умственные – мысленные эксперименты сочетаются с экспериментами на уровне телесных ощущений. И зеркальные нейроны вполне в состоянии участвовать в этом, ведь они могут, по всей вероятности, показать наблюдателю, что человек чувствует, совершая то или иное действие.
Итак, зеркальные нейроны, возможно, окажутся полезными при осмыслении действия, обучении эффективным способам его выполнения и представлении его последствий для исполнителя. Но между тем вся «зеркальная» нейронная активность для обучения с помощью наблюдения не результативна и вообще не нужна, особенно в интересном, типично человеческом обучении абстрактным вещам.
Теперь еще одна, и даже более противоречивая, концепция – а именно что зеркальные нейроны помогают понять, как думает другой человек. Слово «думать» в данном случае объединяет весь диапазон возможных значений – от представления самого действия и до понимания, почему человек его совершает, какая у него основная мотивация; якобы так зеркальные нейроны дают возможность заглянуть человеку в душу. Легко предугадать, почему эта идея вызвала горячие споры.
В рамках данной концепции зеркальные нейроны поддерживают модель психического состояния, распознавание мыслей, помогают понимать позицию другого человека, его представления о мире (для этого они имитируют его действия в голове, в премоторной коре)
{852}. Таким образом, наше видение зеркальных нейронов коренным образом преображается: они выходят из роли помощников нашего двигательного обучения. Но тогда их нейроанатомия тоже должна быть другой: зачем им посылать все свои нейронные проекции из премоторной коры к моторным нейронам, управляющим мышцами? Их аксоны должны идти в те места, которые соответствуют их настоящему назначению. И если оно заключается в том, чтобы понять действия других людей, то аксоны должны направляться в области, связанные с моделью психического состояния. И для этой гипотезы имеются кое-какие доказательства.
Также есть мнение, что зеркальные нейроны с их призванием ставить одного человека на место другого особенно интенсивно задействованы в обслуживании социальных контактов. Так, Риццолатти продемонстрировал, что чем ближе к вам находится человек, тем выше активность ваших зеркальных нейронов
{853}. Но при этом важно, что под близостью понимается расстояние не столько в буквальном смысле, сколько в социальном. И как следствие, активность зеркальных нейронов снизится, если между наблюдателем и исполнителем действия поставить прозрачную перегородку. По словам Галлезе, когда нужно представить плюсы и минусы кооперации и конкуренции наблюдателя и исполнителя, то тут как раз и подключаются зеркальные нейроны.
Примем, что зеркальные нейроны помогают нам понять действия другого человека, а следовательно, понять его самого, – тогда нас будут критиковать по двум основным позициям, и в первую очередь этим займется Хикок. Во-первых, встает проблема причин и следствий: да, во многих исследованиях показано, что зеркальные нейроны возбуждаются, когда человек пытается встать на точку зрения другого, но нет никаких доказательств, что именно эта активация способствует успеху попыток. Во-вторых (и эта позиция еще проще и очевиднее), мы в состоянии понимать мотивы действий других людей безо всяких повторений этих действий у себя в голове. И действия при этом могут быть абсолютно любыми – от прыжков с шестом на высоту 5 м до объяснения специальной теории относительности.
