Утешают друг дружку и желтобрюхие полевки – те, что образуют трогательные супружеские пары. В 2016 г. Ларри Янг из Университета Эмори, изучавший в свое время связь моногамии с вазопрессином у этих полевок (помните?), совместно с де Ваалем провел на тему «утешений» ряд экспериментов
{826}. Парочку рассаживали по клеткам в разные комнаты. Одного из супругов подвергали несильному стрессу, в контрольной группе полевку просто оставляли в комнате и ничего не делали. После воссоединения пострадавшей половинке доставалось больше утешений (груминга и облизываний), чем просто соскучившейся из контрольной группы. У супруга пострадавшей соответственно подстраивались тревожное поведение и уровень глюкокортикоидов. При этом в тех же опытах с пострадавшими, но незнакомыми полевками или в аналогичных экспериментах с полигамными их видами таких отношений не возникает. Как мы увидим, здесь правят бал окситоцин и передняя поясная кора.
Животные не только утешают попавшего в беду, но и вмешиваются весьма активным образом. В одном исследовании крыса должна была спасти товарку, болтающуюся на постромках в воздухе, и для этого нужно было нажимать на рычаг: она нажимала на рычаг гораздо чаще, чем когда в воздухе подвешивали в качестве контрольного варианта кубик. В другом эксперименте крыса должна была спасти соседку по клетке из неприятного плена. Животные делают это с той же отдачей, как и при добыче шоколада (это настоящая амброзия для крыс). И даже больше – когда крыса могла и освободить соседку, и добыть шоколад, она по большей части этим шоколадом делилась
{827}.
В такой просоциальности присутствует компонент Мы/Они. В следующей серии опытов авторы показали, что крыса станет трудиться, даже если рядом чужак, но чужак из ее же родственной линии, т. е. генетически близкий
{828}. Естественный вопрос: может быть, спасение Своих получается само собой, автоматически, из-за встроенных генетически запаховых феромонов (вспомним главу 10)? Нет. Ведь крыса бросается выручать из беды соседа по клетке, выращенного в другой генетической семье. А если крыса воспитана приемной мамой из иной генетической линии, то она потом будет спасать членов своей приемной семьи, а не биологической. Кого считать Нашими, определяется жизненным опытом даже у грызунов.
Почему все эти животные берут на себя труд облегчить страдания других и даже помочь им? Вряд ли они сознательно применяют золотое правило, и совсем не обязательно они так поступают в счет социальной выгоды – крысы спасают из плена соседей, даже если они точно больше никогда не встретятся. Возможно, здесь включается нечто вроде отзывчивости. Но, с другой стороны, можно подозревать и личную заинтересованность: «Эта подвешенная так верещит, что действует мне на нервы. Нужно что-то сделать, чтобы она заткнулась». Поскреби крысу-альтруиста – найдешь лицемерку.
Дети, «заражающие» своими эмоциями и отзывчивые к чужим
Вспомним кратко материал из глав 6 и 7.
Как мы видели, во время развития главное, что происходит, – это становление модели психического состояния. Это нечто необходимое, но недостаточное для эмпатии, это нечто, что помогает вымостить дорогу к абстрактному представлению. Сначала появляется простое сенсомоторное «заражение», которое дорастает до состояния эмпатии по отношению к чужой физической боли и после – к боли эмоциональной. Есть и переход от жалости к конкретному человеку (вон тому бездомному на улице) к жалости категориальной (всем бездомным на свете). Есть и усложнение на когнитивном уровне, когда ребенок начинает различать вред, наносимый вещи, и вред, причиняемый человеку. А также вред намеренный и случайный. К этому присоединяется моральное осуждение, больше увязанное с намеренным вредом. А к этому еще пристыкуется способность выражать эмпатию и что-то делать (чувствуя по поводу «деяния» свою ответственность), принимать участие в чужой проблеме. Умение поставить себя на место другого тоже развивается со временем, когда ребенок от простой жалости к кому-то переходит к ощущению чужой боли как собственной.
И мы разобрали, как нейробиология помогает понять все эти переходные мостики в развитии. В том возрасте, когда эмпатию вызывает лишь чья-то физическая боль, в мозге активируется по большей части центральное серое вещество, осуществляющее обработку болевых сигналов на довольно базовом, низком уровне. А когда подключается эмпатия по отношению к эмоциональному страданию, то в профиле мозговой активности становится видно сопряженное возбуждение (эмоциональной) вмПФК и лимбических структур. По мере становления моральных представлений все больше связей формируется между вмПФК, островком и миндалиной. И самой последней в игру вступает способность ставить себя на место другого – это вмПФК установила контакт с участками, задействованными в модели психического состояния (такими, как височно-теменной узел – ВТУ).
Примерно так можно обрисовать картину становления детской эмпатии как надстройки над когнитивной базой модели психического состояния и умением понять позицию другого. Но мы уже видели, что у детей есть и более ранние проявления эмпатии – малыши склонны к эмоциональному «заражению», и они постараются успокоить плачущего взрослого, отдавая ему игрушки, причем все это задолго до пропечатывания в голове модели психического состояния. И вопрос здесь точно тот же, что и с животными: эти проявления жалости сродни желанию побыстрее избавиться от своего собственного неудобства или избавить от страдания самого несчастного?
Эмоциональный посыл и/или разумное решение?
И снова мы на том же месте. Мы не можем определить ключевого игрока, как стало ясно из предыдущих трех разделов: «разум» и «сердце» играют на равных в игре «эмпатия». Глупо спорить, кто из них важнее, но что действительно интересно, так это ситуации, когда один «игрок» берет верх над другим. А еще интереснее рассмотреть, какая нейробиология лежит в основе их взаимодействия.
Аффективная сторона дела
Когда начинаешь вникать в суть эмпатии, то выясняется, что все нейробиологические пути проходят через переднюю поясную кору (ППК). Как показано в главе 2, по итогам экспериментов с нейросканированием, в ходе которых испытуемые чувствовали чужую боль, эта часть лобной коры оказалась примадонной нейробиологии эмпатии
{829}.
