Как же происходит, что в разных частях света развиваются коллективистские или индивидуалистические культуры? США – олицетворение индивидуализма как минимум по двум причинам. Во-первых, это иммиграция. На сегодняшний день 12 % американцев являются иммигрантами, еще 12 % (включая меня) – детьми иммигрантов, а все остальные, за исключением 0,9 % коренных индейцев, это потомки людей, иммигрировавших в США за последние 500 лет
{479}. Кем же были эти иммигранты? Там, откуда они прибыли, их считали сумасбродами, чудаками, мятежниками, еретиками, бродягами, белыми воронами, мизантропами, непоседами, шалопутами, мечтавшими о свободе и богатстве, желавшими убраться подальше из этой маленькой, уютной, но чертовски тоскливой деревушки. Все они были мечтателями… Во-вторых, непрошибаемый оптимизм. Те, кто в течение и колониального периода американской истории, и последующей независимости составили армию переселенцев, обладали огромным запасом оптимизма, и для них путешествие на пароходе в Новый Свет было просто билетом в новый заманчивый мир. А теперь соедините мечту с оптимизмом – и получите ту самую индивидуалистическую Америку.
Почему именно в Восточной Азии развился классический коллективизм?
{480} Ключом к ответу является путь традиционного хозяйствования, а его, в свою очередь, формирует местная экология. В Восточной Азии все вращается вокруг риса. Рис окультурили примерно 10 000 лет назад. Его выращивание требует колоссального коллективного труда. И не только из-за того, что приходится всем вместе гнуть спину на посадке и уборке урожая, – обработать семейное поле можно лишь силами всей деревни
[253]. Но также потому, что сначала необходимо преобразовать всю экосистему: организовать террасы на склонах гор, построить, а потом поддерживать ирригационную систему для контроля уровня воды на рисовых полях. А еще нужно справедливо разделить воду: на Бали доступом к воде управляют религиозные власти, что символизируют классические храмы воды.
Представляете себе – ирригационная система Дуцзянъянь в Китае, около Чэнду, позволяет орошать более 5000 га пахотных земель, а ведь ей уже две тысячи лет. Корни коллективизма, как и корни риса, уходят глубоко в землю Восточной Азии
[254].
Любопытную работу опубликовал журнал Science в 2014 г.; в ней с помощью анализа нетипичных сообществ еще убедительнее доказывалась связь между рисом и коллективизмом
{481}. В некоторых районах Северного Китая рис выращивать трудно, поэтому жители издревле возделывают пшеницу, что требует скорее индивидуальных усилий, чем коллективных. И что же? Население этих регионов по результатам стандартных тестов на коллективизм/индивидуализм (нарисовать социограмму, выбрать пару из кролика, собаки и морковки и т. д.) соответствовало носителям западных культур. К тому же данные районы обгоняли рисоводческие еще по двум показателям индивидуализма – уровню разводов и количеству инноваций (зарегистрированных патентов). Корни индивидуализма, как и корни пшеницы, уходят глубоко в землю Северного Китая.
Связь между экологией, производством продуктов и культурой была показана в одном из весьма редких исследований коллективизма/индивидуализма, где не сравниваются азиаты и представители Запада
{482}. Авторы изучали прибрежный район Турции, ограниченный горами. Там в тесном соседстве живут рыбаки и земледельцы, обрабатывающие узкую полоску земли между морем и горами, а также пастухи-скотоводы – в горах. Все три группы говорят на одном языке, принадлежат одной религии, и гены у них одинаковые.
Выпас скота – занятие одиночек. Турецким крестьянам и рыбакам, конечно, далеко до китайских рисоводов, но они по крайней мере вместе обрабатывали поля и собирали команды, чтобы выходить в море. В результате пастухи мыслили менее целостно, чем крестьяне и рыбаки, зато точнее оценивали длину отрезка, тогда как крестьянам и рыбакам лучше давалась разница между отрезками; если пастухам показывали перчатку, шарф и руку, то они группировали «предметно» перчатку и шарф, а крестьяне и рыбаки исходили из категорий взаимодействия, т. е. объединяли руку и перчатку. По словам авторов, социальная взаимозависимость влечет за собой холистическое мышление.
Тот же мотив прослеживается в другом исследовании, в котором сравнивались еврейские мальчики из семей ортодоксальных (где господствуют бесконечные правила и ритуалы, которые нужно выполнять совместно) и из нерелигиозных, индивидуалистически настроенных. У ортодоксов обработка визуальной информации происходила более целостно, а у нерелигиозных мальчиков более конкретно-ориентированно
{483}.
Расхождение между восточным коллективизмом и западным индивидуализмом имеет поразительные генетические корреляции
{484}. Вспомним из предыдущей главы дофамин и DRD4, ген рецептора D4. Этот ген исключительно изменчив, у человека известно 25 его вариантов (у других приматов несколько меньше). Более того, его изменчивость складывается отнюдь не из случайного нейтрального дрейфа в последовательности ДНК; напротив, имеющиеся варианты несут печать сильного направленного отбора. Самый распространенный вариант – 4R – встречается у половины представителей Восточной Азии и американцев европейского типа. Кроме него, есть вариант 7R, соответствующий ему белок-рецептор менее чувствителен к дофамину; этот вариант ассоциируется с такими чертами, как поиск новых ощущений, экстраверсия, импульсивность. 7R появился еще у древних людей, но 10 000–20 000 лет назад его частота вдруг резко увеличилась. Этот вариант находят у 23 % европейцев и американцев европейского происхождения. А как обстоят дела с вариантом этого гена у азиатов? Один процент.
