Конечно, мы хорошо знаем о культурных различиях в гендерных вопросах. В скандинавских странах достигнуто почти полное равноправие, также и в Руанде 63 % парламентских мест занимают женщины, а вот в Саудовской Аравии женщинам не разрешается выходить из дому без сопровождения мужчин. В Йемене, Катаре и Тонго насчитывается 0 % женщин-правоведов, при этом в США их примерно 20 %
{470}.
Еще есть Филиппины, где 93 % населения утверждают, что чувствуют себя счастливыми и любимыми – по контрасту с 29 % армян. В экономических играх жители Греции и Омана скорее потратят средства для наказания слишком щедрых игроков, а не жуликов, тогда как австралийцам вообще непонятна концепция антисоциального наказания
[248]. А насколько по-разному выглядят критерии просоциальности! В одном исследовании проводились опросы работников международного банка, имеющего отделения во многих странах. Их спрашивали, в каком случае они станут помогать коллеге? Американцы сказали, что будут помогать тому, кто сам им помогал до этого; китайцы скорее окажут помощь старшему по рангу; а испанцы больше склонны поддержать друзей и родственников
{471}.
Жизнь ваша изменилась бы до неузнаваемости, если бы аисту взбрело в голову выбрать для вас другую культуру. Но, разбираясь в мешанине фактов, мы замечаем устойчивые закономерности, контрасты и альтернативы.
Коллективизм против индивидуализма
Как мы уже говорили в главе 7, во многих межкультурных исследованиях сравниваются индивидуалистические и коллективистские культуры. Для сравнения почти всегда выбирают участников из коллективистской Восточной Азии и из Америки, прародительницы всех индивидуалистических культур
[249]. По определению, в коллективистских культурах главное – это гармония, взаимозависимость, согласие; поведение формируется нуждами группы, тогда как в культурах индивидуализма доминирует установка на автономию, личные достижения, уникальность и единственность, защиту прав и нужд индивида. Просто чтобы добавить капельку сарказма: культура индивидуализма выражается классической американской фразой «позаботься о себе любимом». Суть коллективистской культуры с изумительной наглядностью проявляется в поведении школьников, как описывают его учителя Корпуса мира: предложите им задачку по математике, и никто не поднимет руку, чтобы ответить, потому что они не захотят выделяться и позорить одноклассников.
Контраст между двумя типами культур разительный. В культурах индивидуализма люди больше стремятся к незаурядности и личным достижениям, в речи они чаще употребляют местоимения первого лица, себя определяют в выражениях личного характера («я строитель»), а не социального («я родитель»); свой успех объясняют собственными качествами («я хорошо умею Х»), а не обстоятельствами («мне просто повезло оказаться в нужном месте в нужное время»). Прошлое с большой долей вероятности запоминается по ключевым событиям («это было тем летом, когда я научился плавать»), а не значимыми социальными связями («это было тем летом, когда мы подружились»). Мотивацию и удовлетворение получают от собственных вложенных усилий, а не от усилий всей группы (что отражает природу американского индивидуализма – он скорее «антисотруднический», нежели нонконформистский). Соперничество побуждает обгонять, быть впереди всех. Если попросить американца нарисовать т. н. социограмму (диаграмму социальных связей) – т. е. такую картинку, где нужно обозначить кружочками самого человека и его друзей, а потом соединить эти кружочки линиями связей, – то он, вероятнее всего, расположит кружок «Я» в середине листа и нарисует его крупнее остальных
{472}.
По контрасту коллективистам свойственно более глубокое социальное осмысление; в некоторых работах высказывается мнение, что коллективисты лучше решают задачи, связанные с моделью психического состояния, точнее понимают точку зрения другого – причем это понимание относится и к чужим концептуальным размышлениям, и к тому, как коллективист видит предметы со своего места. Когда кто-то нарушает принятые правила, то вина падает на всю группу, т. к. человек совершает поступок под давлением группы, а поведение коллективисты склонны объяснять обстоятельствами. Соревновательность заключается в том, чтобы не отстать от остальных. А в социограммах кружок «Я» оказывается далеко от центра, и он отнюдь не самый большой.
Естественно, этим культурным различиям соответствуют различия биологические. Например, у респондентов из индивидуалистических культур сильно активируется (эмоциональная) вмПФК, когда они смотрят на собственную фотографию, а не на фотографию родственника или друга. У их восточноазиатских коллег эта активация заметно ниже
[250]. А вот мой любимый пример межкультурных различий: в тесте на свободные воспоминания американцы чаще, чем люди из Восточной Азии, вспоминают случаи, когда они оказывали на кого-то влияние; и напротив, восточноазиатские коллективисты вспоминают ситуации, когда кто-то повлиял на них. Если принуждать американца долго распространяться об эпизодах, в которых на него влияли, а азиата, наоборот, как он оказал на кого-то влияние, то у обоих начнут выделяться стрессовые глюкокортикоиды, как будто рассказывание причиняет им заметный дискомфорт. Исследование моих стэнфордских друзей-коллег Джин Цай и Брайана Кнутсона показало, что у американцев европейского происхождения мезолимбическая дофаминовая система активируется, когда они смотрят на возбужденные физиономии, а у китайцев такую же реакцию вызывают спокойные лица.
