— Фу, гадость какая, — сказала она.
Вообще-то, Дэвид крутой. Мерзкий, но крутой. А Николас — жалкий слизняк. А все остальные — зануды. И как после этого оставаться в этом чертовом доме?
Бриджит решила свернуть косячок, чтобы успокоить нервы. Она открыла чемодан, вытащила полиэтиленовый пакетик из запасной пары ковбойских сапог. В пакетике была темно-зеленая травка, из которой Бриджит уже вытряхнула семена и стебли, и пакетик оранжевой папиросной бумаги «Ризла». Бриджит уселась за нелепый готический столик, втиснутый между двух эркерных окон спальни. Стопки писчей бумаги с вензелями лежали в самом большом ящичке в виде высокой арки, а с обеих сторон от нее, в арках поменьше, хранились конверты. Откинутую столешницу занимал черный кожаный бювар с промокательной бумагой. Бриджит свернула косячок над бюваром и осторожно стряхнула упавшие травинки обратно в пакетик.
Выключив свет, чтобы создать более интимную атмосферу, Бриджит уселась на полукруглый подоконник и закурила. Над редкими облаками взошла луна, на террасу упали темные тени. Бриджит глубоко затянулась, задержала завиток дыма в легких и поглядела на крону инжира; в лунном свете листья казались вырезанными из старой жести. Бриджит медленно выдохнула дым сквозь противокомарную сетку и услышала, как под окном открылась дверь.
— Почему блейзеры так вульгарны? — спросил Николас.
— Потому что их носят жуткие типы, вот как он, — ответил Дэвид.
Боже, и как им не надоело поднимать людей на смех, подумала Бриджит. Во всяком случае тех, с кем она не знакома. Или с этим типом она знакома? Бриджит пристыженно вспомнила, что ее отец тоже носит блейзеры. Может быть, они смеются над ней? Она замерла, боясь вздохнуть. Теперь она видела их обоих, с сигарами в зубах. Они прогуливались по террасе, голоса удалялись, а потом и вовсе стихли. Бриджит сделала еще одну затяжку; косячок почти погас, но она его снова раскурила. Наверняка эти гады ее обсуждают. А может, она так думает, потому что укурилась. Вообще-то, она укурилась. И все равно так думает. Бриджит улыбнулась. Жалко, что не с кем подурачиться. Она лизнула палец, поднесла его к той стороне косячка, которая тлела слишком быстро. Николас и Дэвид возвращались к дому, продолжая разговор.
— А на это я могу ответить только словами Кройдена, — сказал Николас, — которых, между прочим, на поминках никто не вспомнил. Когда его заметили выходящим из пресловутого общественного туалета в Хэкни, — Николас повысил голос на октаву, — он заявил: «Я следую за красотой, куда бы она меня ни заводила, даже в самые неприглядные места».
— Неплохое правило, — сказал Дэвид, — только слишком претенциозно сформулировано.
12
Домой Анна вернулась в хорошем настроении. Она уселась на коричневый диван, скинула туфли и закурила.
— Всем известно, что у тебя прекрасный ум, — сказала она Виктору, — но меня больше интересует твое не особо известное тело.
Виктор с нервным смешком налил себе виски.
— Репутация — это далеко не все.
— Иди сюда, — мягко позвала Анна.
— Тебе налить?
Анна помотала головой, глядя, как Виктор опускает кубики льда в бокал.
Он подошел к дивану и сел рядом, добродушно улыбаясь.
Она наклонилась его поцеловать, а он вытащил лед из бокала и с неожиданной ловкостью бросил его прямо в вырез ее платья.
Анна ахнула:
— Какая прохлада, просто восхитительно. И мокро, — добавила она, изогнулась, и ледышка скользнула ниже под черное платье.
Виктор запустил руку под платье, извлек кубик льда, положил в рот, обсосал и снова опустил в бокал.
— Я решил, что тебе нужно остыть, — сказал он, обхватив ладонями ее колени.
— Боже мой, — сказала Анна с тягучим выговором уроженки южных штатов, — ваша внешность так обманчива. Вы страстный мужчина.
Задрав ногу на диван, Анна запустила пальцы в густые кудри Виктора и нежно притянула его голову к напряженно приподнятому бедру. Виктор поцеловал белую хлопчатобумажную ткань трусиков и чуть прикусил ее, будто ловил губами виноградину.
Элинор не спалось. Она накинула шелковое кимоно и ушла к машине. В салоне «бьюика», обитом белой кожей, Элинор вытащила пачку сигарет «Плейерс», достала из-под водительского сиденья бутылку коньяка и ощутила странное возбуждение. Услышав, что на «Радио Монте-Карло» исполняют ее любимую арию «Богат я только нуждою» из «Порги и Бесс»
{54}, Элинор почувствовала себя совершенно счастливой. Она безмолвно повторяла слова и качала головой из стороны в сторону, почти в такт музыке.
Когда из дома, залитого лунным светом, вышла Бриджит, неуклюже волоча чемодан, Элинор решила, что ей привиделось. Что еще за фокусы? Впрочем, все было и так ясно. Девчонка собралась уезжать. Очевидная простота ее поступка привела Элинор в ужас. Сама она долгие годы мечтала прорыть туннель под сторожкой и сейчас с изумлением смотрела, как гостья выходит за распахнутые ворота и бредет по подъездной дорожке, как свободный человек.
Бриджит перехватила чемодан поудобнее, не зная, поместится ли он на мотоцикл Барри. Вся эта затея была до ужаса дурацкой. Николас, как обычно, храпел, словно старый боров с хронической простудой. Бриджит решила оставить чемодан в конце подъездной дорожки и вернуться за ним, когда они с Барри встретятся. Чемодан бил по коленям. Зов дороги звучит гораздо тише, если берешь с собой багаж.
В половине третьего у деревенской церквушки, пообещал Барри в телефонном разговоре. Бриджит опустила чемодан в куст розмарина и капризно вздохнула, уверяя себя, что ей ни капельки не страшно, просто она волнуется. Вдруг в деревне нет церкви? А если чемодан украдут? И вообще, далеко ли эта самая деревня? Боже мой, как сложно жить. Она однажды сбежала из дома — ей было лет девять, — но передумала и вернулась из страха перед родителями: мало ли что они скажут, пока ее нет.
По обеим сторонам узкой дороги, сбегающей с холма, стеной высились сосны. Тени сгущались, лунный свет уже не проникал сквозь кроны. Легкий ветерок колыхал ветви высоких деревьев. Бриджит испуганно остановилась. Если подумать, с Барри не так уж и весело. Договорившись о встрече, он сказал на прощанье: «Не придешь — значит зануда». Сначала Бриджит так хотела сбежать от Николаса и Мелроузов, что забыла о своем раздражении, и только теперь поняла, как он ее раздражает.
Элинор задумалась, не сходить ли еще за бутылкой коньяка (коньяк бодрил, поэтому его хорошо было пить в машине) или выпить виски в спальне. Так или иначе, придется возвращаться в дом. Она только собралась открыть дверцу «бьюика», как снова увидела Бриджит, которая теперь тащила чемодан к дому. Элинор равнодушно и невозмутимо смотрела на нее. Ее уже ничто не удивляло. Может быть, Бриджит проделывала это каждый вечер — вместо зарядки. А может быть, ее куда-нибудь подвезти? Нет, Элинор больше нравилось пассивно наблюдать и ни во что не вмешиваться. Лишь бы Бриджит побыстрее вернулась в дом.
