– Эй, – говорю я тихо. – У меня есть еще один экземпляр, если хочешь. В моем шкафчике.
Люси поворачивается, удивленно приподняв брови.
– Да? – спрашивает она.
– Конечно.
Она стоит в сторонке, пока я роюсь в своих вещах и, найдя оставшуюся копию «Мокси», я отдаю ее Люси.
– Спасибо, – говорит она, улыбаясь. – Эта штука правда крутая.
– Да, интересная, – отвечаю я.
– Это не я сделала, – говорит она. – Ты не знаешь, кто?
Я отрицательно качаю головой.
– Этот Мичтелл – полный дебил, – говорит Люси, я бросаю взгляд на коридор, проверяя, нет ли его поблизости. Меня бесит собственный страх, но я не хочу стать объектом его шуток. Он слишком меня пугает.
– Он типа может делать здесь что угодно, – говорю я тихим голосом.
– Это я уже поняла, – говорит Люси, вскидывая бровь. – В любом случае спасибо за это. – Она прячет «Мокси» в тетрадь. – Как тебя зовут?
– Вивиан, – говорю ей. – Друзья зовут меня Вив.
– Точно, Вивиан. Ты обычно молчишь, поэтому я не была уверена.
Я пожимаю плечами, не зная, как на это ответить.
– Не думаю, что разговоры на уроке ведут к чему-то хорошему, – наконец-то произношу я.
– И правда, – говорит она. – В любом случае, я Люси. И как сказал этот придурок, я новенькая.
Я улыбаюсь и киваю:
– Да, я знаю. – Не знаю, что еще сказать. В Ист Рокпорте я нечасто сталкиваюсь с новыми людьми.
Люси улыбается мне, а потом машет рукой и идет дальше по коридору. Я поднимаю руку, чтобы помахать в ответ, и только когда она исчезает в толпе, я понимаю, что могла бы спросить, откуда она или почему ее семья переехала сюда. Я даже могла бы спросить, не планирует ли она нарисовать звездочку и сердечко на руке в пятницу.
Я смотрю на свои руки и понимаю, что сперва мне самой стоит ответить на этот вопрос.
Глава шестая
Я всегда везу тележку, когда мы с мамой ходим в продуктовый магазин, чтобы она могла сконцентрироваться на списке покупок. Так было со времен средней школы.
– Черные бобы или поджарка из фасоли? – спрашивает она, изучая консервированные продукты перед собой.
– Поджарка из фасоли.
Мама бросает на меня взгляд, но сдается.
Мы практически постоянно ходим по магазинам вечером в четверг, если она не работает. Моя мама не выносит безумие магазинов по выходным, так что это уже некий ритуал. Толкая тележку и пытаясь выровнять застревающее заднее левое колесо, я понимаю, что смотрю на свои руки, сжимающие ручку тележки, вместо того чтобы разговаривать с мамой.
На моих руках нет ни единой родинки или веснушки. На ногтях нет лака – красить их мне всегда было лень. Я пытаюсь представить звезды и сердечки, нарисованные на этих руках. Пытаюсь представить, каково это – пройти по коридорам Ист Рокпорта вот так. Мое сердце учащенно бьется, но я не знаю, от возбуждения или тревоги. Я представляю, как все смотрят на меня, а мои друзья задают мне вопросы. Я сжимаю руки в кулаки и делаю глубокий вдох.
– Ладно, поехали к замороженным продуктам, – говорит мама. У нее мало общего с бабушкой и дедушкой, но их объединяет пристрастие к полуфабрикатам Stuffer's. Я иду за ней, толкая тележку.
Всю неделю я пыталась решить, что мне делать. Правда в том, что с утра понедельника… ничего практически не изменилось. Самым большим событием стало то, что я отдала Люси мой экземпляр «Мокси». Клодия больше о нем не говорила, а Митчелл даже не стал больше шутить по этому поводу. По крайней мере, насколько мне известно. Я хотела сказать об этом за обедом, но побоялась, что это покажется подозрительным. Хотя для них сама мысль, что я создатель «Мокси», так же реальна, как посещение мною Международной космической станции или изобретение лекарства от рака на уроке химии.
Не знаю, чего я ожидала, когда придумывала «Мокси». Может, этим все и закончится. Возможно, это было способом выплеснуть свое негодование.
Конечно, Вивиан, но почему ты написала о сердечках и звездочках, если не хотела, чтобы оно к чему-то привело?
Где-то в душе я хочу, чтобы «Мокси» что-то изменили. Я просто не уверена, что готова взять на себя ответственность.
Я толкаю тележку вперед. Насколько проще было бы думать о Сете, но я вижу его только на уроках мистера Дэвиса. Он заходит по звонку и уходит по звонку и никогда ни с кем не разговаривает. Вчера на нем была футболка с надписью Black Flag, и я провела ночь, слушая их песню «Rise above»
[14] на телефоне. От нее в моей груди томительно ныло, а пальцы ног поджимались.
Я поеживаюсь от холода холодильников, пока мама закидывает в тележку несколько упаковок лазаньи и стейка «Солсбери». Наконец мы преодолеваем кассу, и я помогаю выгрузить сумки в нашу «Хонду». Я поправляю упаковку яиц, чтобы она не упала с заднего сиденья, когда слышу мужской голос позади.
– Лиза?
За этим следует пауза, и я слышу высокий и звонкий голос мамы.
– О! Джон, привет! Как дела?
Мама стоит напротив мужчины примерно ее возраста. На нем зеленая форма и плохо сидящая серая толстовка, а лицо скрыто рыжей нечесаной бородой. Лицо мамы светится так, будто этот этот парень отдает ей чек на несколько тысяч долларов, а не просто здоровается.
– Закупаешь продукты? – спрашивает рыжий чувак.
– Пытаюсь, – отвечает мама.
– Ты на дежурстве завтра утром? – спрашивает он.
– Да, – отвечает мама, закатывая глаза.
Этот разговор, кажется, мог бы произойти в столовой Ист Рокпорт Хай, и моя надежда, что мир взрослых совсем не похож на старшую школу, немного блекнет. Почему мама ведет себя как девочка-подросток? Кто этот странный мужчина с рыжей бородой?
– Кстати, это моя дочь Вив, – говорит мама, кивая в мою сторону и улыбаясь. Я поднимаю руку и тоже слегка улыбаюсь.
– Приятно познакомиться, Вив, – отвечает рыжий чувак. – Я – Джон. Мы с твоей мамой работаем вместе.
– И мне приятно познакомиться, – отвечаю я на автопилоте, окидывая его взглядом. Мама никогда не упоминала ни о каком парне с работы.
– Ну, нам пора ехать, – говорит мама и продолжает стоять на месте.
Джон улыбается и кивает, и наконец мы с мамой садимся в машину. Я замечаю большую голубую наклейку «Делоуб» на бампере внедорожника Джона, когда он выезжает с парковки.
– Жуть, он голосовал за Делоуба, – говорю я громко. Знаю, выглядит по-детски, но этот Джон раздражает меня.
– О, Делоуб придерживался умеренных взглядов, – отвечает мама, на ее губах играет рассеянная улыбка.