Существовала у древних армян космогония или нет, мы знаем, что в их религии на стадии зороастризма они считали мир и все в нем плодом трудов Арамазда, которого Агафангел называет творцом небес и земли. Незримый мир был у них густо населен мистическими силами, богами, ангелами (Hreshtak от персидского firishtak, «посланец»), духами, демонами и демоническими чудищами всех мастей. Человеческая жизнь, ее события и конец, были предопределены или божественными законами (Hraman, персидское Farman), которые считались неизменными и безошибочными, или мистической связью со звездами, созвездиями и зодиакальными знаками. Мы не можем заявлять категорично, но вполне очевидно, что звезды воспринимались как fravashi (двойственная, внешняя душа или сущность) людей. В современном фольклоре говорится: когда падает звезда, умирает человек. Одним словом, древние армяне были бескомпромиссными фаталистами. Этот взгляд на жизнь укоренился так глубоко и оказался таким губительным по своему воздействию, что древние христианские писатели прилагали все усилия, чтобы искоренить его и теологическими, и практическими аргументами.
Человек состоял из тела (marmin) и души (hogi или shunch, «дыхание», ψυχή). Uru по-ирански urva, возможно, изначально употреблялось также в значении «душа», но в итоге стало обозначать призрака или призрачную наружность.
Призраков называли urvakan, то есть призрачные существа. О том, что этим духам поклонялись, неопровержимо свидетельствует древнее слово urvapast, «духопоклонники», которое Агафангел применил по отношению к армянам-язычникам. Лингвистические факты доказывают, что изначально «душа» была не более чем «дыханием», хотя постепенно это понятие трансформировалось в нечто личное и материальное. Она никогда не называлась «тенью», но в христианские времена тесно связывалась со светом, что обусловлено зороастрийским влиянием. Смерть считалась отделением души от тела или, скорее, извлечением души, более или менее тонкой субстанции, через рот. Это всегда представлялось процессом весьма болезненным, возможно благодаря вере в то, что душа распределена по всему телу. Ангел, «забирающий душу», и «писец» – два главных действующих лица в этой последней и величайшей трагедии человеческой жизни. После смерти душа остается поблизости от трупа до похорон. Безжизненное тело обычно вселяло благоговейный трепет, страх и смятение. Его быстро омывали и заворачивали в саван, а до и после этого в комнате, где находился покойник, курили благовония и зажигали свечи, не столько для того, чтобы указать путь отделенной и сбитой с толку душе (Абегян), сколько для того, чтобы защитить мертвого от сил зла. Возможно, какие-то следы культа предков сохранились в традиции зажигать в субботу днем свечи и окуривать дом ладаном. Смерть в доме неизбежно влекла за собой обновление огня, так как присутствие мертвого тела оскверняло очаг. В древние времена оплакивание умершего носило особенно бурный характер. Все родственники спешили собраться возле покойного. Плакальщицы, специально нанятые женщины, запевали погребальную песнь и славословили его. Ближайшие родственники горько рыдали, рвали на себе волосы, царапали лица и руки, били себя в грудь, пронзительно кричали и укоряли ушедшего друга за то горе, которое он им причинил своей кончиной. Вероятно, они также остригали свои длинные струящиеся волосы в знак траура, так же как монахи, которые, говоря формально, являются духовными плакальщиками (abeλa, от сирийского abhīlā) при вступлении в религиозный орден. Покойника несли на кладбище на похоронных носилках. До нас не дошло ни одного упоминания о кремации у армян. Возле незасыпанных могил царей и вельмож совершали самоубийства многочисленные слуги и женщины. Так случилось, когда умер Арташес, к великому неудовольствию его неблагодарного сына Артавазда. Мавзолеи армянских царей находились в укрепленном городе Ани в провинции Даранали. Они когда-то были открыты скифами, которые либо ожидали найти там несметные сокровища, либо намеревались таким варварским методом ускорить бой с отступающим местным населением.
Стремление духов к своим старым домам и их «страсть к странствиям» хорошо известны армянам. Множество молитв и пожеланий «упокоения» отошедшей душе, как и разнообразные похоронные кушанья и пожертвования еды усопшему, указывают на огромную заботу, с которой они пеклись о том, чтобы сберечь душу в могиле. Надгробия часто изготавливали в виде лошадей и ягнят, которые символизировали обычные жертвы, приносимые мертвым, и даже сегодня возле них оставляют отверстия для еды и напитков. Даже о рисовом супе, в котором черпали наслаждение питары (души предков) древних индусов, в наши дни напоминает рис, который в некоторых местностях друзья приносят в осиротевший дом на следующий день после похорон.
Подобно латышам, фракийцам, грекам и многим другим народам, армяне в своих погребальных ритуалах переходили от безудержного горя к еще более безудержному веселью. Это доказывает происходившее в древние времена шумное празднество у могилы, когда мужчины и женщины, стоя лицом друг к другу, танцевали и хлопали в ладоши под музыку рожков, арф и скрипки. Это было и остается обычным похоронным обрядом во многих местах.
Очень сложно дать четкое, последовательное объяснение веры армян в жизнь после смерти. Несомненно, они верили в бессмертие. Но изначально, как в Греции и других странах, не предпринималось никаких попыток привести к гармонии отличные друг от друга и даже противоречивые взгляды, а контакт с зороастризмом привнес дополнительную путаницу. Обычное армянское слово, обозначающее могилу – gerezman, есть не что иное, как авестийское garonmana, «дом восхвалений», то есть рай небесный, как место вечного света и подходящая обитель Ахурамазды. Употребление армянами столь важного слова для обозначения могилы может быть всего лишь эвфемизмом, но также может быть и выражением веры в счастье, которым наслаждается душа в могиле, или же – в мучение, от которого она страдает. Это очень похоже на предвкушение рая или ада, которые предназначены за хорошие или дурные поступки мусульманским усопшим. В таком случае главным обиталищем отделенной души становится сама могила, чтобы душа могла находиться как можно ближе к телу. Само же тело сильно подвержено воздействию злых духов.
Заметный след оставила вера в Гадес. Иранский Спента Армаити (позже Спентарамет), «дух земли», появляется в армянском языке в искаженной форме «Сандарамет» и только в значении «Гадес» или «ад». Сандарамет населяли злые духи. Даже Авеста выдает свое знание более древнего и распространенного употребления этого слова, когда говорит о «тьме Спенты Армаити». Гадес был на земле, и, естественно, правил им дух земли. Это не единичное явление, поэтому богини земли и боги растительности в Западной Азии, как и боги, имеющие греко-римское происхождение, непременно были связаны с подземным миром. Черная аркадская Деметра и ее дочь и двойник, Персефона, представляют как бы обратную сторону Деметры, прекрасной и великодушной. Сабазий (Дионис) (под именем Залмоксис?) был правителем подземного мира у фракийцев. В армянском языке есть также слово ouydn, которое употребляется для обозначения властителя Гадеса. Это, безусловно, «Аид». Но очень трудно удостовериться, является ли это слово исконно армянским или родственно греческим аналогам.
Еще одно понятие, которое в армянском Ветхом Завете используется в значении «Гадес», – Dzokh, от персидского Duzakh, обозначающего ад. Однако в христианские времена вошло в употребление выражение gayank, «станция», «остановка». Изначально, согласно древним Отцам Церкви, оно обозначало место, где собирались души и в полубессознательном состоянии ждали судного дня, а Сандарамет и Джох стали названиями ада еще в языческие времена.
