Огюсту вспомнилось, как он сам взлетел на олимп славы. По чистой случайности, принятой за гениальность. Публика так падка на обман! На самом деле всем заправляет его величество Случай. Клоун – игрушка в его руках. Жизнь на арене – это бесконечная череда падений, шлепков, зуботычин, пинков и умильно-униженного шарканья ножкой! Вот и весь джентльменский набор, необходимый, чтоб снискать любовь зала. Любимый клоун! Его удел – вечно корчить из себя юродивого, выуживать на свет божий грехи и грешки, всю ту гнусь, которая, как червяк, точит человечество изнутри. Людям никогда не надоедает смотреть на себя со стороны – при условии, что эта «сторона» не выходит за пределы цирковой арены. Никто не принимает насмешки на свой счет. Исключительно на соседский. Все радостно гогочут, когда шут, словно слепой кутенок, тычется в дверь, на которой написано: «Не влезай – убьет!» – и с ослиным упрямством не замечает ту, где выход. Шут ломится в зеркало, вместо того чтобы обойти его, заглядывает в дуло заряженного ружья – все всхлипывают от смеха. Сие «смехотворное действо» никогда не надоедает, потому что мы и сами ломимся в открытые двери, суем нос куда не следует, набиваем шишки, не делая при этом никаких выводов и не учась на своих ошибках. Только у нас в запасе одна коротенькая жизнь, а у маэстро ряженого в распоряжении Вечность. Кроме нее, спросить с него некому.
Увлеченный своими мыслями, Огюст подошел к кибитке Антуана и увидел выходящего из нее директора. Клоуна кольнуло нехорошее предчувствие. Выражение лица директора не предвещало ничего хорошего. Он вдруг остановился, в отчаянии всплеснул руками, и они, упав, повисли плетьми. Огюст побледнел:
– Когда?
– Только что… У меня на руках…
– Ничего не понимаю, – растерянно пробормотал клоун. – Почему? У него же не было ничего серьезного.
– Серьезного не было.
Ответ прозвучал так, что у Огюста внутри все похолодело от ужасной догадки.
– Неужели… – Он осекся. Это было настолько невероятно, что не укладывалось в голове. – Вы хотите сказать… – запинаясь, выдавил из себя Огюст, – что… он узнал…
– Да.
Огюст вздрогнул.
– Сердце и не выдержало, – скупо проронил директор. – Не вини себя. Ты тут ни при чем. Антуану не суждено было стать великим Клоуном. Он знал это и давно смирился. – Директор сокрушенно вздохнул. – Черт, теперь надо еще как-то объяснить это вчерашнее представление. Кто ж знал, что так все обернется…
Они долго молчали, потом Огюст тихо произнес:
– Простите, мне надо побыть одному.
– Да-да, – рассеянно отозвался собеседник. – Конечно. У тебя еще есть время… – Он не добавил для чего.
Огюст шел, не разбирая дороги. Ноги привели его в город. Он бесцельно слонялся по улицам, в голове было пусто, во всем теле пульсировала тупая, ноющая боль. Он присел в уголке уличного кафе и заказал себе выпить. Он не имел обыкновения напиваться, просто ему надо было чем-то занять руки. Судьба обернулась, и прекрасные черты исказила глумливая ухмылка. Клоун оказался перед выбором: остаться Огюстом или стать Антуаном. Он не может больше оставаться никем. Поначалу второй вариант показался более заманчивым. Но гениальное, как известно, удается только один раз. Удастся ли Огюсту завтра с таким же блеском отыграть чужую роль, сможет ли он всю оставшуюся жизнь говорить не своим голосом? Смерть Антуана вдруг отступила на задний план. Огюст невольно начал примерять на себя роль, придуманную для другого. Он разобрал вчерашний номер по косточкам, нашел кое-какие огрехи… Перед глазами уже замелькали ряды зрителей, афиши, другие города… И тут что-то тоненько заныло в висках.
«Рвешься на ковер? Не наигрался? Огюста извел, Антуана со свету сжил… Что дальше? Еще вчера ты был счастливым и свободным, а сегодня увяз по самое некуда? Ужели надеешься заглушить чувство вины и всю оставшуюся жизнь прыгать по манежу в своем дурацком колпаке? Не выйдет! Слишком далеко завели тебя, дружище, поиски собственного „я“…»
Огюст тяжело опустил кулак на мраморную поверхность столика. Но голос, запнувшись на мгновенье, не унимался:
«Вчера ты был неподражаем! Никому и в голову не пришло, что перед ними старый знакомец Огюст! Талант! Гений! Народ все руки отбил, пока тебе хлопал. Ни одна живая душа не догадалась! Блестящий ход! Всех перехитрил! Ловкач, ничего не скажешь! Что и требовалось доказать!»
Огюст встрепенулся:
«О чем ты?»
Да все о том же! Тебе, приятель, до чертиков захотелось выйти на арену! И тебе было совершенно наплевать на судьбу неудачника Антуана! Скажешь, нет? Решил убедиться, что ты по-прежнему самый-самый? Давно оваций не слышал? Ты попался на собственный крючок, приятель! Ты просто болван!»
У Огюста пересохло во рту. Он хлопнул в ладоши, подзывая гарсона. «Боже мой, боже мой, – бормотал он, – надо же было так попасться! Судьба лукава, сегодня обласкает, а завтра отвернется. Идиот! Какой же я идиот! А ведь я был счастлив, но это счастье было каким-то призрачным, ненастоящим… Я должен вернуть его, поймать свою Жар-птицу, но только на этот раз без обмана. И сберечь. Я должен научиться быть счастливым».
Огюст отпил вина, помотал головой, отгоняя невеселые мысли. «Это мой последний шанс! Я все начну набело!» Перво-наперво он решил придумать себе новое имя, как-то упустив из виду, что только что решил остаться самим собой, и увлеченно принялся перебирать имена. «Надо, чтобы это было что-то совсем необычное… А не податься ли мне в Южную Америку?..»
Охваченный жаждой перемен, он заторопился обратно в цирк и прямиком направился к директору.
– Я все решил! – выпалил он с порога. – Я уеду сегодня же, сейчас. Далеко, туда, где меня никто не знает. Я хочу начать все сначала.
У директора вытянулось лицо.
– Постой-постой… Куда это ты собрался? С твоим-то именем, и все вот так бросить? Ты в своем уме?
– Это трудно объяснить… Боюсь, вы не поймете… Я просто хочу быть счастливым.
– Счастливым? О чем ты? При чем тут это?
– При том что счастье клоуна – в чужой шкуре. А я хочу быть счастлив в своей собственной.
– Ничего не понимаю… Послушай, дружище…
– Скажите, – Огюст заломил руки, – почему при виде нас люди то плачут, то смеются?
– С чего это тебя потянуло на риторику, а? Успокойся! Спустись на землю. Будь реалистом…
Клоун посерьезнел:
– Реальность – вот то самое слово! Я понял, кто я, зачем я, что должен делать. Это – реальность. А то, что вы называете реальностью, – это опилки, пыль, труха… Ваша реальность как песок – уходит сквозь пальцы…
– Мой дорогой Огюст, – вкрадчиво произнес директор, будто обращаясь к неразумному младенцу, – ты слишком много думаешь. Не забивай себе голову, сходи в город, выпей хорошего вина, выспись хорошенько… Не стоит принимать поспешных решений. Иди…
