– Он неверно все понял.
– Да, я знаю, что он решил. Нужно быть слепым и глупым, чтобы подумать такое о своем друге.
– Вы про медбрата?
– Вообще-то он уже врач. Доктор Мэдисон Ли. Наш друг. Он обязан Мэдисону. Мы все ему обязаны.
– Вы встретитесь со мной?
– Зачем?
– Мистер Баххубер был нашим соседом в Бахус-Марше. Затем он стал нашим штурманом в «Редексе». Номер нашей машины 92. Мы с мужем полюбили его.
– Это очень мило с вашей стороны.
– Наша стоянка в Сент-Килде. Королевский автомобильный клуб Виктории на Эспланаде. Это…
– Да, я знаю, где это.
– Там сейчас, наверно, машины.
– Да. Стоят.
– Вы будто их видите.
– Слушайте, никто из нас не хочет заново в это влезать. Мы покончили с Вилли Баххубером.
– Номер нашей машины 92. Это «холден». Я миссис Бобс.
– До свидания, миссис Бобс.
Я вернулась к машине и обнаружила мужа за рулем. Сочла это пустяком, а двенадцать минут спустя на контрольном пункте его облепили фотографы. Его называли «ЛИДЕРОМ ИСПЫТАНИЯ». Я не возражала.
Я зарезервировала гостиницу «Принц Уэльский» на Фицрой-стрит, но бронь потеряли. Так что нас ждал Королевский автомобильный клуб Виктории. Я улеглась на переднем сиденье, как щенок в витрине зоомагазина, по которой стучат пальцами всякие болваны. Прикорнула, а проснувшись, обнаружила, что муж переоделся в новое, и впервые увидела настоящую шляпу порк-пай в полном великолепии. Если б вы видели его спутников, то решили бы, что он среди своих: Артур Данстен, Джо Тэкер, букмекер Грин, как уголовники или наводчики на скачках позировали перед камерами. Муж словно был их талисманом, и его зубы идеально рифмовались с решеткой радиатора «холдена».
Никто не сказал мне, что существуют карты финального маршрута, которые до этого держались в секрете. Они списали женушку, это было очевидно, хотя не знаю, какое право они имели. День был хмурый, небо затянуло большими серыми тучами, которые шли через залив от Уильямстауна, и меня выбросило к этому морю бурлящего гравия, публика пялилась на меня, на мою жуткую прическу, красные глаза. Там была худая женщина с бесцветными ресницами и хорошеньким личиком, которое она портила тем, что хмурилась. Я подумала: «Не смотри на меня». Рядом с ней был ребенок, красивый черный мальчик в клетчатой рубашке и подвернутых джинсах, а за ней стоял мужчина, видимо, отец. Он был черен как ночь и обладал грациозностью, которую не ожидаешь увидеть в Автомобильном клубе или даже на Экленд-стрит, если уж на то пошло, и все трое уставились на меня, и у меня свело живот, когда я поняла. Лицо мое было грязным, ногти в масляных пятнах. Когда я подошла к ним, они ждали, не двигались, не делая первый шаг, не заговаривая, неумолимые, как забор.
– Я миссис Бобс.
– Доктор Ли, – представился черный человек.
Американец. Не слишком сентиментальным будет сказать, что его руки показались мне добрыми?
– Миссис Ли, – представилась миссис Баххубер, и я была удивлена, ведь я считала доктора холостяком, так говорили. Однако не было сомнения в том, как его рука лежала на плече мальчика. Именно он подбодрил его подойти ко мне.
– Я тот мальчик, – сказал он так серьезно, что я улыбнулась. Он был возраста Ронни. У него было гибкое тело, как у Вилли, и здоровая черно-коричневая кожа, не то что у доктора – иссиня-черная. – Меня зовут Нил.
А потом я не знала, что делать.
Ветер с залива холодил и пах водорослями. Ноги мальчика были худыми, как у отца, и он дрожал, а я думала: «Что я наделала?»
– Ты когда-нибудь видел машину «Редекса»?
Он покачал головой.
– Хочешь посидеть за рулем?
Он повторил вопрос маме, которая взяла его за руку, и я открыла все двери и усадила его за руль, пригласив всех внутрь. Доктор, казалось, не хотел испачкать красивую одежду, но в конце концов оказался обычным мальчишкой, соблазненным легендой о «Редексе». Я решила прокатить их, почему нет.
Конечно, я была грязной, но было слишком поздно стыдиться. Я посадила мальчика с матерью впереди, вытряхнула покрывало для доктора и завела двигатель с таким мощным рокотом, что Данстен спрыгнул с капота, на котором прихорашивался для прессы. Коротышка посмотрел недоверчиво, но не удостоился объяснения, куда это его женушка увозит машину. Данстен был его секретом. У меня был свой.
Я повезла их на прогулку вниз по дороге к Порт-Филлип-Бэй, аж до Брайтона и обратно, и нам не нужно было говорить ни о чем, кроме машины и ее скорости, и победим ли мы, и сколько миль осталось до Сиднея, и я хотела рассказать мальчику, что он сидел на месте отца, но это было не мое дело.
Я купила ему мороженое на Экленд-стрит, а когда мы вернулись в Клуб, решила, что нужно дать ему что-то на память, и нашла маршрутные карты и блокноты штурмана, которые прятала от мужа. Я сказала ему, что мы должны победить, и карты войдут в историю. Сказала, что их составил штурман, который хотел, чтобы я отдала их ему. Я смотрела, как он брал их своими красивыми ручками с каким-то светлым чувством, хотя и не знала точно, что он ощущал.
– Нам пора, – сказал он. – Спасибо за прогулку.
Он был вежливым симпатичным мальчиком – вот и все, что я знала, и что я еще могла сделать: я смотрела, как эти трое – красивый иссиня-черный мужчина, блондинка с бесцветными ресницами и серьезный сынишка Вилли Баххубера пробирались сквозь толпу и машины.
8
Без машины я был обречен учительствовать, запертый в известняковой пещере, в которой прежде хранились военные запасы: пыльная школа без книжек и доски или даже обычной карты, чтобы показать дальние пределы империи.
Волею случая у моих учеников были свои маршрутные карты – из машины «Редекса». Ими обменивались, как бумажными банкнотами. В этом смысле они вели себя совсем как дети из Бахус-Марша, которые столь же ценили азиатские экспортные ярлыки с фабрики сгущенки. Класс в Куомби-Даунз умел читать карты не лучше, чем класс в Марше – писать китайские иероглифы. Они не смогли бы даже нарисовать в пыли Австралию. Это, решил я, будет моим подарком для них. Я научу их чему-то полезному до побега.
Я взял на время атлас у мрачной дочки Картера и как-то вечером после чая (как они называли эти посиделки) побелил самую гладкую стену пещеры. Поскольку мой предшественник накопил мешки сухих чернил разных марок, я смешал порошок, пока стена сохла. Затем нашел филеночную кисть на веранде в своей резиденции. Вернулся в пещеру, где и изобразил голубую карту Австралии, простиравшуюся от Тасмании у моих ног до мыса Йорк на уровне моей головы.
Свет керосинки привлек докучливых крылатых насекомых и ухмылявшегося Картера, который пришел выдать свой комментарий с галерки. Бог знает, как он стал таким зловредным.
Считался ли он красавцем в Западном округе штата Виктория? Неужели все самые завидные скотоводы были светловолосы и с попугайскими носами? Что, гадал я, давало ему такую уверенность в своем невежественном мнении?
