– Кровь?
– Ни капли, рад доложить.
– Ты штурман, – сказал Коротышка. – Ты говоришь о том, что происходит сейчас. Мне плевать, что случилось сто лет назад.
Мне было стыдно. Я улыбнулась нашему бедному штурману, чтобы он знал, что я за него.
Коротышка влился в поток машин.
– Я был шофером у китайского травника, – сказал он. – Мой отец продал ему «модель А». После я жил с его семьей на Литтл-Бёрк-стрит. Мистер Гун, так его звали.
Я подумала: «Вот она, еще одна пытка, о которой он мне не рассказывал».
– Умный был человек, этот травник, – продолжил муж. – У него была маленькая вельветовая подушечка, он клал на нее руку пациента и нежно ее гладил. Гуны хотели, чтобы я поехал с ними в Китай. Если бы отец не нуждался во мне, я бы так и сделал. Так что когда ты говоришь мне про все эти дела, ты понятия не имеешь, что я думаю. Я за всю свою жизнь не видел, чтобы с детьми обращались с такой добротой.
И тогда я полюбила его, полюбила больше, чем когда-либо. Он вырос без матери, был воспитан жестоким отцом. Он был чудом, в таком дерьме сохранил способность любить. А теперь он на Испытании «Редекс». Это было немыслимо. Знаки на дороге поменялись с белых на желтые, и мы оказались в другом мире. Мы ехали к старту, вдоль омытого дождем узкого шоссе под облаками цвета засаленной шерсти, через широкие, пропитанные влагой зимние фермы, нескончаемую зелень пастбищ, далекие горы Большого Водораздельного хребта.
В Миттагонге – в семидесяти милях от Сиднея – я увидела поджаренный на солнце песчаник, камедные деревья с корой, как слоновья кожа: я оказалась в водительском раю. Именно здесь мы впервые услышали рев мотора. Не грузовик, но что-то большое. Он звучал, как трактор, летящий со скоростью сто миль в час.
И тогда мы увидели его проезжавшим мимо: ублюдка, дьявола, осу из грязевого гнезда. Дэна Бобса, врага счастью моего мужа. За ним ехала полицейская машина с мигающими маячками. Ублюдок, ублюдок. Я бы убила его, если б могла.
2
Я заказал себе свод правил «Редекса» и дорогой арифмометр «Курта»
[82], чтобы подготовиться к своей роли. Боббсики дразнили меня из-за книги, так как считали правила очевидными, а что до арифмометра «Курта», они о таком и не слыхивали.
«Курта» был прекрасен так же, как и линзы «Цейс», но я ни за что не купил бы его в обычной жизни. К счастью, «Редекс» – это состязание, где средняя скорость значит все. Как неустанно повторяли официальные представители, это не ралли, а изнурительное испытание механизмов в «условиях глубинки».
То есть мы должны доказать, что наша машина надежна. Если мы прибудем минутой раньше, потеряем очки. То же, если приедем позже. Задачей «Курты» было постоянно рассчитывать скорость, требуемую для прибытия вовремя. Я вводил предписанную среднюю скорость, официальное расстояние, показания одометра, приведенную скорость в милях в минуту. Потом никто уже не шутил об этом.
В своде правил указывалось, что оценивается исключительно надежность. Нельзя производить серьезную перестройку двигателя, трансмиссии, шасси или подвески. Детали были покрашены специальной краской, видимой под ртутной лампой. Нас повсюду поджидали проверяющие, докучливые, как полицейские.
Что до самой полиции, она нас ненавидела. Она знала то, чего не признавал свод правил: все водители были маньяками и намеревались состязаться в скорости, сжигать друг друга дотла, мчаться от 100 миль в час, вырываться вперед, наверстывать время, чтобы порой давать себе передышку или устраивать починку и наладку, но всегда, что бы они ни говорили в интервью, заставлять других участников «глотать пыль».
Мы въехали в Сидней на скорости 30 миль в час.
3
Ни Коротышка, ни я никогда прежде не были в Сиднее. Не смейтесь. Мы никогда не видели гавань Дарлинг, Мост, трамвайчик на Бондае, паромы, никогда даже не покупали фунт креветок. Как муж сказал уличному фотографу, мы были начинающими предпринимателями из Бахус-Марша.
Мы впервые попробовали устрицы «Килпатрик»
[83]. Чуть не забыли, зачем приехали. Это был шок: в конце дня въехать на Сиднейскую выставку и увидеть, против чего мы пошли – двести шестьдесят семь суровых соперников, снабженных массивными кенгурятниками, в боевой раскраске, расположившихся на грязном гоночном треке внутри павильона. Лекс Дэвидсон, Джек Брэбем. Все доки собрались на забег
[84]. Пресса была там, камеры вспыхивали разом, кластерами, как на поле боя. Кошка может взглянуть на короля, так что мы подошли к команде Джека Дэйви. Он сказал: «Привет всем!», как он это делает на радио. Через две машины сгрудились кинокамеры, мечтающие о славе. Дэн Бобс все еще участвовал в гонках с фальшивыми зубами и фальшивой улыбкой, в обнимку с двумя хорошенькими девушками из команды «Уименз Уикли».
– Придется отдать ему должное, – сказал его сын. – Он не сдается.
Сдайся. Откажись. В урне я нашла утренние газеты.
БЕЗУМНОЕ ЛИХАЧЕСТВО ПЕРЕД ЛИНИЕЙ СТАРТА
Мистер Бобс наткнулся на камень и повредил крышку на дифференциале, из-за чего потерял много масла. В Беналле он наполнил картер трансмиссионным маслом и рванул в Миттагонг, где ему поставили новый дифференциал. Он наверстал потерянное время благодаря сержанту Коуди и констеблю Уизерзу, которые патрулировали шоссе – они и сопроводили бывшего авиатора на выставку, где его уже ждали почитатели.
Дэн Бобс, прочла я, «хорошо известен моторному братству». Не думаю, что это так. Он также «лукавый проказник», шутник, персонаж, подозреваемый в розыгрышах с гелигнитом в предыдущих автоиспытаниях, из-за чего его и прозвали Опасным Дэном.
Репортер узнал о существовании второго водителя мистера Салливена («мой маленький англичанин», по словам Дэна Бобса), а также сообщил бывшему авиатору, что его сноха едет в «холдене» № 92.
– Женщины могут носить комбинезоны сколько вздумается, – заявил Бобс, – но они не могут учить свекра, как яйца трескать.
Сообщалось, что он не терпел, когда женщины «засоряют состязание».
– Не волнуйся об этом, – сказал муж. – Забудь.
Как обычно, он не понимал, что его отец готов уничтожить нас любым доступным ему способом.
