– Что это?
– Сосновые шишки, – сказал он. – Для камина. Если я могу это, то смогу делать все.
– У нас газовая плита, – ответила она.
Я ощутил, что пора покинуть слишком личную сцену, но меня призвал мальчик, который закатал свои пижамные штаны, чтобы я мог нанести на его кожу тот бальзам, каким пользовали отца.
Девочка заварила чай.
Волосы продавца теперь лежали гладко на идеальной голове. Его лоб и брови были выкрашены в красный и желтый. Внезапно он уселся на линолеумный пол, усадил сопливого малыша на колени и вытер ему лицо. Малыш хотел сосновых шишек, но отец вынул толстый белый конверт из внутреннего кармана.
– Пусть сестренка поможет тебе посчитать.
Я оставался за столом между мальчиком и девочкой, пока они считали самую большую стопку наличных, что я когда-либо видел. Десятифунтовые банкноты, огромные пятерки, все на кухонном столе.
– Я бы никогда не продал его, – сказал Коротышка, все еще сидя на полу. – Невозможно.
Миссис Боббсик села на колени возле мистера Боббсика, то гладя его по голове, то целуя его руку.
– Я думала, ты разбился в этой жуткой машине.
– А разве я не сказал, что сделаю это? Утром?
– Ты сказал, что вернешь ее назад и заплатишь процент. И поговоришь с «Фордом» о нашей франшизе.
– А что я вместо этого сделал?
– Заключил великолепную сделку, конечно.
– Это сделка? – спросил мальчик, и хотя он продолжал повторять вопрос, никто ему не ответил.
– Но кто? – спросила жена. – Не Хэллорен, тогда кто?
Несмотря на очевидное обожание семьи, вернувшийся герой не хотел, как я постепенно понял, говорить, кто дал ему эти купюры, теперь собранные в три кучки в соответствии с достоинством.
Миссис Боббсик пихнула его в плечо:
– Кто?
– Можно мне чашку чая?
– Это была миссис Маркус?
– Сначала чай.
Но лицо миссис Боббсик посуровело.
– Что она попросила вместе с машиной? Она хоть умеет водить такой автомобиль?
Муж пожал плечами.
– Полагаю, она снова захочет уроки вождения.
– У нее есть права.
– В прошлый раз права тоже были.
– Айрин, – взмолился он.
– Ты там пил? С ней? В Маунт-Эгертоне? Сосновые шишки, – кричала она. – У нас газовая плита.
– Я продавец.
– Ты оставил машину у нее? А как же регистрация и страховка? Она не подвезла тебя в Марш?
Что-то случилось. Все изменилось. Внезапно детям было пора в постель. Миссус выпроводила их вон, закрыла за собой дверь, снова открыла.
– Ты ублюдок, – сказала она. – Это она дала тебе сосновые шишки для камина? Ты должен был позвонить «Форду».
«Не лезь не в свое дело», – подумал я.
12
Приезд Боббсиков поставил под вопрос мои нормальные и ненормальные привычки. Например, никакой стук или шум автомобиля раньше не убедили бы меня высунуться навстречу приставам, затаившимся на моей передней веранде. Теперь меня вытащил из укрытия сыночек Боббсиков, играющий деревянным грузовичком.
– Бобби, – вскричал я.
Он спрыгнул с веранды и задумался, добежит ли до ворот. Я показался в полный рост, с сухими лепестками гортензии на штанах.
– У меня гонки, – выговорил он наконец.
– С кем?
– С сотней грузовиков. – Он нахмурился. – Вокруг этого стула. Я Ронни.
– Можно мне поиграть?
Он решил, что это возможно, и я пополз по веранде, пачкая вторые лучшие штаны.
Несколько дней спустя я услышал очень слабый стук в дверь – скорее даже царапанье. Явно не пристав. Скорее, мальчик с грузовиком приглашает на гонки. Когда я увидел, как под дверь проталкивают почту, я улыбнулся.
Я потянулся, но полинявший конверт ускользнул. Ронни выуживал меня, словно ябби
[35], которого можно выманить из ручья куском бараньего жира на веревочке. «Маленький шельмец», – подумал я. Подождал, пока конверт появится снова, и схватил его.
– Поймал, – вскричал я, открыв настежь дверь.
Боже правый. Это была мисс Кловердейл, голыми коленками стоявшая на экземпляре мельбурнской «Сан»
[36].
В высшей степени немыслимо, чтобы она вдруг здесь очутилась. Она должна была быть в тридцати трех милях отсюда, преподавать историю в Женском методистском колледже. Но теперь она смотрела на меня, стоявшего в дурацких шлепанцах, в этом доме, на этой улице.
– Вы не читаете почту?
На передовице «Сан» было изображено облако-гриб. ИСПЫТАНИЕ ЯДЕРНОЙ БОМБЫ В ВУМЕРЕ. Чудовищные испытания в Маралинге, но мне было абсолютно неинтересно. Мой позвоночник звенел от возбуждения.
Затем она, Кловер, в моем коридоре, а потом в гостиной, выбирала книги, как посетитель аукциона. Ее лодыжки сверкали в сумраке.
– Итак, – объявила она. Ее глаза были дики и черны. – Чего вы от меня хотите? – задала она вопрос. Она взяла мой экземпляр Мориса Бассе «En Avion Vols et Combats»
[37] и изучала обложку, прежде чем отложить том в сторону.
Она выбрала другую книгу и отложила ее тоже, и я увидел, что она была невероятно зла или, возможно, напугана. Нам была внове эта интимная ярость.
– Что с вашими чертовыми танцами?
– Вы сбежали, – сказал я.
– Я ждала.
– Нет.
– Да, вы вылетели из «Виндзора» и посмотрели прямо на меня. А потом притворились, что не увидели.
– Ради бога, было темно.
Она положила прохладную руку на мою щеку и тут же ее отдернула. Вернулась к книгам. Я увидел, что моя гостиная была крысиным гнездом, а пол не слишком-то чистым.
В этом убогом доме я мечтал сжать руками ее гибкое тело, воображал, что ее юбка соскользнет, как лепесток, на мой родной пол. Я представлял, как скажу: «Я люблю тебя», и вот она тут, а я уже не уверен, что люблю ее, и я ощутил не близость любимой, но скорлупу непохожести. Она перемещалась от стола к полкам, отбросив «Сан» с облаком-грибом, изучала мои книги, возможно, представляла их одинокого владельца в дырявых носках возле уличных развалов и в аукционных домах, понимала, что я не тот, за кого она меня принимала, а жалкий мшелоимец, глядящий в бездну бесплодной жизни.
