– Ева! – предостерегающе сказал Александр, понимая, что предложение раздеться для осмотра было бы совершенно неуместно.
Виктора Сергеевича следовало убедить не в том, что операция по изменению пола технически возможна и дает хороший результат, а в том, что, если она нужна, то без нее никак не обойтись. Ева это превосходно понимала, но, видимо, решила, что если уж разить, так разить. Наповал.
– И как вы… живете… после операции? – спросил Виктор Сергеевич.
– Замечательно! – ответила Ева. – Просто замечательно. Полная гармония и вообще…
– А ваши родители… Они не возражали?
– Возражали! – честно призналась Ева. – Но это не могло бы ничего изменить. Отец уже, кажется, это понял, а мать еще нет. До сих пор.
– Такое трудно понять. – Голос Виктора Сергеевича обрел былую уверенность. – Думаешь, что у тебя дочь, а она вдруг хочет быть мужчиной.
– Я в одной хорошей книге прочла замечательную фразу. Люди такие, какие они есть, а не такие, какими мы хотим их видеть. И с этим нам приходится смиряться.
– Смиря-я-яться? – удивленно протянул Виктор Сергеевич. – Ну, знаете ли… А что, таблетки вам не помогали? Когда вы были мужчиной?
– Я не пила таблетки. Зачем?
– Не пили? – переспросил Виктор Сергеевич и укоризненно посмотрел на Александра. – Тогда все ясно. Таблетки вы не пили, а сразу легли под нож…
– Таблетки нужны шизофреникам! – не очень-то вежливо огрызнулась Ева. – А у меня с психикой все в порядке!
Виктор Сергеевич изобразил на лице сильное удивление. Александр поспешил вмешаться в разговор, пока он окончательно не зашел в тупик.
– Виктор Сергеевич, – начал он, – вы можете не доверять мне, не доверять Еве, не доверять тем врачам, у которых наблюдалась ваша дочь, но кому-то…
– Я доверяю себе! – Виктор Сергеевич сжал пальцы правой руки в кулак и не то потряс им в воздухе, не то погрозил Александру. – Себе! Вот!
Он встал, одернул пиджак, обвел Александра и Еву взглядом, в котором так и плескалось презрение, и сказал:
– Надеюсь, что на этом мы и закончим. Желаю вам больше меня не беспокоить!
Ушел Виктор Сергеевич настолько стремительно, что уход этот впору было считать бегством.
– Человек-ящик! – классифицировала после его ухода Ева. – Заколоченный гвоздями ящик. Не уверена, что он вообще способен что-то понять. Впрочем, если бы у нас было чуть больше времени и если бы я начала с того, чем хотела закончить…
– Если бы да кабы… – вздохнул Александр. – Извини, что втянул тебя в эту дурацкую затею. Мне почему-то казалось…
– А мне и до сих пор кажется! – Ева встала и выразительно посмотрела на Александра. – Вторая попытка будет?
– Вторая попытка уже была. Только что, – печально ответил Александр, думая о том, что он все равно прооперирует Ингу. – Третья вряд ли актуальна. Ну и черт с ним, с непробиваемым! Он по большому счету ничего не решает.
– Буду нужна – всегда рада! – Ева ободряюще улыбнулась, и от этой улыбки испортившееся настроение Александра немного улучшилось. – Всего хорошего.
Когда Ева ушла, Александр подошел к окну и несколько минут смотрел на улицу. Ничего интересного на улице не было – толпящиеся в вечной пробке автомобили и озабоченно спешащие по своим делам прохожие, но эта городская суета действовала успокаивающе. Раздражение и досада быстро улеглись. Александр прикинул в уме варианты и понял одно – отказать Инге он не сможет. Это самое главное. С упрямым папашей придется побороться. Это второе. Чем раньше начать, тем все будет проще. Когда процесс начнется, отец может изменить свое отношение. В конце концов, Инга, мечтающая стать Игорем, его единственный ребенок. Это третье – не тянуть резину. И четвертое – надо сделать так, чтобы у любых проверяющих оставалось как можно меньше поводов для придирок. В клинике вообще был порядок, но всегда можно найти что-то, что требует внимания, улучшения, исправления. Начиная от схемы эвакуации при пожаре и заканчивая надписями на ведрах. Насчет надписей Александр не преувеличивал, ибо по существующим нормам специальный инвентарь, предназначенный для уборки помещений (уборочные машины или те же ведра) должен быть надлежащим образом промаркирован и закреплен за соответствующими помещениями. И если проверяющие увидят, как уборщица протирает полы в коридоре, используя ведро с надписью «санузел», то сразу же составит акт. Мелочь? Мелочь, но правильная. Инвентарь, выделенный для уборки санузлов, положено хранить отдельно и ни в коем случае не использовать для уборки других помещений. Из таких вот мелочей и складывается общий порядок.
«Завтра приеду на полчаса раньше и с утра, на свежую голову, обойду клинику, проверю, что и как», – решил Александр. Это очень важно, чтобы на свежую голову, пока острота восприятия не притупилась и глаз не успел замылиться. Так лучше видны различные мелкие недочеты, на которые в повседневной суете не обращаешь внимания.
От созерцания улицы отвлек телефонный звонок. Взглянув на дисплей, Александр не поверил своим глазам – звонил Вадим Родионович! Вот уж кого не ждал услышать. Что ему надо? Велик был соблазн не отвечать на звонок. Если бы звонил неприятный человек какой-нибудь другой профессии – педагог, инженер, юрист, но не коллега, Александр, возможно бы, так и поступил. Но в глубине души появилось сомнение. Вдруг Вадим Родионович звонит по какому-то медицинскому делу, хочет направить на консультацию пациента или еще чего. Когда речь заходит о профессиональном, личному положено отходить на задний план, поэтому Александр ответил на звонок. Поколебался, но все же ответил.
– Александр Михайлович! – зарокотал в трубке знакомый баритон. – Здравствуйте. Не ожидали?
– Не ожидал, – честно ответил Александр.
– Я так и думал! – ничуть не смущаясь, продолжил Вадим Родионович. – После всего, что произошло, трудно было бы ожидать моего звонка. Но я человек непредсказуемый…
«Да уж!» – ехидно подумал Александр.
– …И, кроме того, способный признавать свои ошибки. Вы на меня, пожалуйста, не сердитесь за мое сумбурное поведение. Я не со зла на вас ополчился, меня обстоятельства вынудили…
– Это не имеет значения, – жестко сказал Александр, понимая, что никакой медицинской необходимости в звонке не было, одно суесловие.
– Имеет, имеет! – убежденно возразил Вадим Родионович. – Только я вам лучше при встрече объясню. Разговор не телефонный.
– Не уверен, что… захочу с вами встречаться, – после секундного колебания Александр все же предпочел сказать не «смогу», а «захочу». – У вас все?
– Александр Михайлович! – так же бодро продолжал собеседник, которого, кажется, ничем нельзя было смутить. – Вы имеете полное право сердиться на меня. Такое же, как я на вас когда-то…
«Ух ты!» – восхитился Александр.
– …Но ваш отказ от участия в деле открыл мне глаза! Что я наделал? Обидел хорошего человека! Поверите, Александр Михайлович, я с тех пор спать не могу спокойно. С боку на бок ворочаюсь, вспоминаю свои грехи.
