Карла не обиделась на Бена за этот вопрос. Она рассказала про Эллу Мартинек и ее скоропостижную смерть. В наполненную водой ванну упало радио. Ужасная, трагическая случайность.
Накануне Элла делала генеральную уборку квартиры и выбросила несколько пакетов бумаг и старых фотографий. Карле нечаянно попалась под руку бумага, которую Элла, наверное, выронила по дороге. Это было старое письмо, которое Карла в тысяча девятьсот восьмидесятом написала своей бывшей соседке. Она написала это письмо вместе с несколькими другими и поручила Элле его отправить. Оказывается, та не выполнила просьбу своей подруги. Карла побежала к мусорному баку, чтобы поискать в выброшенных бумагах Эллы и узнать, не скрывала ли она чего-нибудь еще. Тогда-то и был сделан снимок, который теперь все знают.
– Вы что-нибудь нашли? – спросил Лоренс.
Карла кивнула и рассмеялась:
– Много своих писем, которые она должна была отослать и не отослала. И дневник Эллы. У нее был роман с моим мужем, представляете себе! Но все это было давно, и я ей простила. – Она подняла глаза и посмотрела на молодых людей с приветливой улыбкой. – Вы нашли мою дочь?
Бен достал фотографию Фионы и осторожно положил перед ней на стол:
– Есть молодая женщина, которая ищет своих родителей. Конечно, мы не знаем наверняка, но…
– Это же я! – воскликнула Карла, увидев снимок. – Но эту фотографию я не знаю. Этот снимок сделала Элла? – Она нахмурила изборожденный морщинами лоб. – Знаете, это совсем не ее стиль.
– Нет, это не вы, это ваша дочь.
Карла взволнованно посмотрела на него:
– Моя дочь?
– Нам кажется, что мы ее нашли.
Бен собирался указать на фотографию Фионы, но тут Карла сказала:
– Так вы хотите показать мне девочку, которая могла бы быть моей дочерью?
И тут в душу Бена закралось нехорошее предчувствие.
Берлин. Ноябрь 1993 года
Карла проснулась оттого, что в прихожей шумно хозяйничала Элла и что-то ворочала. «Неужели я так заспалась?» Она чувствовала себя ужасно усталой. Не продрав еще глаз, она попыталась разглядеть на радиобудильнике, который час. Половина шестого утра. Не может быть!
Она выбралась из-под одеяла и открыла дверь своей спальни. В прихожей никого. Но с лестницы слышны были шаги Эллы. Она спускалась вниз. На полу валялся листок бумаги с почерком Карлы. Она подняла и прочла:
Дорогая миссис Келлер!
Наверняка Вы меня еще помните.
Это письмо она написала тринадцать лет назад. Элла обещала его отправить. Почему она его не отправила?
– Что это значит? – спросила она слабым голосом, когда Элла вернулась в квартиру.
Она еще была в пижаме, а сверху накинула махровый халат. Покраснев, Элла выхватила у нее письмо:
– Прости. Надо было тогда тебе сказать. Один адрес я так и не нашла.
– Не смогла найти адрес? – Карла перешла на крик. – А вдруг этот адрес имел решающее значение? Ты об этом хоть подумала?
Элла молчала.
— Именно эту Келлер, ее в особенности я подозревала, и ты это знала!
Она попыталась выхватить письмо из рук Эллы, но та повернулась и убежала на кухню, а там изорвала листок в мелкие клочья и выкинула в мусорное ведро.
– Все в прошлом, – сказала Элла. – Пойми же, все в прошлом! Никогда никто не придет и не скажет: «Да, госпожа Арним, вы правы. Флисс не ваша дочь, а вот она, ваша настоящая и единственная Фелисита!» – Она яростно помотала головой. – Этого никогда не случится. Слышишь? Никогда!
Карла слушала ее, раскрыв рот:
– Что с тобой? Что ты такое говоришь?
– Потому что это правда, – сказала Элла. – Ты разрушила свою жизнь, а заодно и мою, потому что вцепилась в меня и не отпускала, ни за что не хотела расставаться со своей навязчивой идеей о подмененных детях и со мной, твоей единственной подругой. Ты что, не видишь, во что мы превратились? Две озлобленные одинокие бабы!
Карла увидела слезы на глазах Эллы, прежде чем та успела отвернуться и убежать в ванную.
– Элла! – крикнула она ей вслед. – Как ты могла такое сказать!
Элла молча захлопнула дверь, затем Карла услышала, как она наполняет ванну водой. Подождав немного, она постучалась к ней:
– Элла?
– Отвали! Ты! Наконец! От меня! – послышался крик из-за двери.
Карла испуганно отшатнулась от двери. Две озлобленные одинокие бабы? Но они же были вдвоем, была их дружба, у них было…
«Что это Элла делала спозаранку на лестнице, одетая в пижаму?» – прервала она свои мысли. Она взяла старое пальто, потертое, но теплое, и, как была, в ночной сорочке, которая досталась ей после матери и которую она сохранила как память, накинула его и отправилась во двор.
Элла вернулась с улицы. Может быть, она ходила во двор. Поэтому Карла тоже вышла туда через черный ход. Ага! И здесь всюду раскиданы клочки бумаги. Она подошла к бачку и заглянула внутрь. Мусор вывозили только вчера, но сегодня опять лежит что-то на дне. Она наклонилась над баком, но ничего не могла разглядеть. Увидела ведро, которое, наверное, забыл управляющий домом, поставила его возле бочки, залезла на него. И опять ничего не разглядела. Можно бы опрокинуть бачок. Она так и сделала.
И нашла старые газеты. Старые фотографии. Остальные свои письма, которые тогда написала. Дневники Эллы. Элла вела дневник? Она собрала дневники и захватила с собой. А бак так и оставила лежать опрокинутым.
В ванной тихо играло радио. Элла все еще мылась. Тем лучше. Карла пошла к себе и начала читать дневники подруги. Она искала записи того времени, когда они с ней познакомились. Потому что хотела узнать, что Элла о ней думала. Симпатичная, приветливая, интересная, умная, бла-бла-бла. Сомнения насчет того, правда ли, что ребенка подменили. О’кей, пока что ничего нового. Она стала листать дальше. Читала, выхватывая кусок то здесь, то там. Речь пошла о романе. Какой роман? Элла никогда не упоминала ни о каком мужчине…
Фредерик. Вот оно – черным по белому. Элла и Фредерик. Кровь зашумела у Карлы в ушах. Она закрыла глаза. Все застил кроваво-красный туман. Это потому, что свет от ночной лампочки просвечивает сквозь закрытые веки. Фредерик и Элла.
Карла швырнула дневники на пол и бросилась к закрытой двери ванной комнаты.
– Шлюха ты поганая! Ты спала с моим мужем? – заорала она, колотя в закрытую дверь. – Открывай сейчас же, или я выбью дверь! Как ты могла?
