– Когда… – начала Карла.
– Я прямо завтра поеду в Берлин, если хочешь.
Карла обняла подругу и не выпускала из своих объятий, пока не иссякли слезы.
9
Нежданно-негаданно, как снег на голову, посыпались такие фразы, как «Оставь меня, мне нужно побыть одной» или «Об этом я сейчас не хочу говорить». Это было что-то новое. Сперва Мораг онемела от неожиданности. А потом стала злиться все больше и больше. Такого она никак не ожидала. Она же годы потратила на то, чтобы до неотличимости слиться с Фионой. У них был один круг друзей. Они ходили на одни и те же вечеринки и ели в одних и тех же ресторанах. Зачастую у них были одни и те же мужчины, даже если Фиона не всегда об этом знала. Да и зачем ей знать?
Как правило, Мораг доставались отвергнутые поклонники Фионы. Большей частью, но не всегда. Например, этот Ян из Берлина не заставил себя долго упрашивать. Вот уж и правда странный тип! Увидев его на открытии выставки Астрид Рёкен, она даже испугалась, что он расскажет про нее Фионе. Но он явно ничего не сказал. Вот и хорошо.
Мораг терзало любопытство, ей же до смерти хотелось узнать, что сейчас происходит без нее там, за закрытой дверью. Она пыталась подслушать, но Фиона и эта женщина разговаривали очень тихо. А Фиона, как всегда, включила музыку, один из динамиков стоял у самой двери, и Мораг услышала только Тома Смита
[34], который пел: «People are fragile things you should know by now. Be careful; what you put them through…»
[35] Может, и хрупкие, да не очень, особенно Фиона. Фиона – крепкая, Мораг это уже поняла. Иначе не выжила бы после той кровавой баньки. И кое-чего еще. Мораг даже зауважала Фиону за ее живучесть. Еще одно свойство, которое стоило у нее перенять.
Сделать, что ли, так, будто электричество вышло из строя? Короткое замыкание, например? Тогда музыка выключится, и можно будет подслушать, о чем они говорят. Она уже принялась возиться на кухне с тостером, но тут обе вышли из Фиониной комнаты. Высокая худая женщина одной рукой обнимала Фиону за плечи, а Фиона – одетая как послушная школьница в гостях у бабушки – даже не обернулась.
Мораг едва расслышала, что она бросила на ходу:
– Мы ненадолго.
И обе скрылись, только их и видели! Незнакомка даже не поздоровалась и не представилась. Она только кинула на Мораг долгий взгляд и на прощание молча кивнула. Что это вдруг за новая мода пошла? Мораг иногда перекидывалась несколькими словами с отцом Фионы, когда тот приходил ее навещать. Сейчас она ломала голову, кто такая эта женщина.
Из окна своей комнаты она видела, как они с Фионой дошли по Форт-стрит до Бротон-стрит. Мораг бегом спустилась вниз и закрыла входную дверь на недавно вставленную цепочку. Она хотела спокойно порыться в комнате Фионы. Если они с гостьей вздумают вернуться, Мораг скажет, что боится теперь одна оставаться в доме после того, что случилось с Фионой.
Сначала она не заметила ничего необычного. У женщины была при себе сумочка, но она с ней и ушла. Жаль. Мораг любила рыться в чужих сумочках. Порывшись в них, узнаешь о женщине все.
Вчера к Фионе тоже кто-то приходил, но она ничего не сказала об этом. Мораг догадалась только потому, что в комнате появился едва ощутимый незнакомый запах. А так как Фиона и вчера была одета необыкновенно скромно, Мораг подумала: значит, это та же самая женщина. Вчера они с Фионой поссорились, после чего Мораг ушла с обиженным видом и несколько часов не возвращалась. Неужели у Фионы так было нарочно задумано? Она намеренно разозлила Мораг, чтобы остаться одной?
Мораг уже собиралась уходить из комнаты Фионы, как вдруг заметила уголок, торчащий из-под подушки. Осторожно приподняв подушку, она увидела черный альбом с фотографиями. Снаружи он выглядел почти как новый. Но внутри были старые семейные фотографии. Черно-белые снимки пятидесятых и шестидесятых годов. Кто-то помечал на них точную дату. Родители и трое детей. Две девочки, один мальчик. Под снимками нигде не было имен родителей, только имена детей, сперва написанные совсем детским почерком, с годами почерк менялся. Детей звали Виктория, Патрисия, Филип. Виктория, по-видимому, была старшей из сестер. У нее рано проявились женственные формы, в то время как младшая все росла и росла и скоро переросла старшую, но ни бедра, ни грудь не приобретали заметной округлости. Как у женщины, которая сейчас приходила. Ну да, это она на фотографии, только еще молодая. Ведь мать Фионы как будто бы звали Виктория? Ни о какой тете Патрисии никогда не было речи. Как и о дяде Филипе. Последнее, впрочем, еще можно понять. Кто же будет распространяться о дядюшке с ограниченными возможностями! Синдром Дауна. Таких прячут подальше и никому о них не рассказывают. Но почему никогда не говорилось ни слова о тетушке? Даже сейчас, когда та пришла в гости? У Фионы появились секреты, а Мораг даже и не догадывалась.
А она-то думала, что знает про Фиону все!
Она положила альбом на место точно так, как он лежал раньше. Злая и раздосадованная, она бросилась на кровать в своей комнате и попыталась поплакать. Глаза саднило, но слезы не лились. Она лежала, пока не заснула, и проснулась только тогда, когда вернулись Фиона и ее гостья. Фиона изо всех сил барабанила в дверь, потому что Мораг закрылась на цепочку. Мораг быстро вскочила, надела лицо лучшей подруги и помчалась в прихожую открывать.
– Ой, прости, я только…
Но ей не удалось договорить начатую фразу. Фиона, как ураган, пронеслась мимо нее в свою комнату. Рослая женщина последовала за ней. Она кивнула Мораг и на этот раз даже произнесла несколько слов:
– Извините нас, пожалуйста!
Что она о себе вообразила? Она же тут в гостях, а ведет себя так, словно это Мораг непрошеная гостья! Мораг вся кипела от злости. Но внешне она осталась спокойной и сказала:
– Ну что вы! Могу ли я чем-то помочь? Повесить ваше пальто? Оно же совсем мокрое после дождя…
Женщина поблагодарила, сняла пальто и передала его Мораг. Та аккуратно повесила пальто на плечики. Затем сделала вид, что уходит на кухню. На самом же деле она только ждала, когда закроется дверь в комнату Фионы, чтобы обыскать все карманы. Несколько ловких движений, и уже что-то нашлось: торопливая запись, нацарапанная на стикере. «Спросить Фиону, хочет ли она на прием». Ниже эдинбургский телефонный номер. Мораг быстро сунула записку в свой карман, на цыпочках вернулась в кухню и принялась, гремя посудой, готовить чай. Отсутствие записки не вызовет особенных волнений. Женщина решит, что нечаянно выронила листок. Мораг думала: только бы это был еще не состоявшийся прием. Потому что позвонит по этому номеру не Фиона, а она и сама пойдет туда, все равно к кому.
«В конце концов, – подумала она, – жизнь Фионы – это моя жизнь».
