– Чепуха! – отвечает он. – Сила была у тебя всегда.
Именно это сказала девочке Дороти добрая волшебница Глинда.
Я просовываю руку под его локоть. На секунду он деревенеет, но потом расслабляется и похлопывает мои пальцы своей грубой лапой:
– Ты молодчина.
Почему же я не щелкнула каблучками раньше, много лет назад?
Уже почти шесть. В кухне пахнет крабовыми котлетками и чесночными хлебцами. Мы с Кейт и Молли, потягивая вино, заканчиваем готовить ужин (остались последние штрихи). Отодвинув в сторону соус ремулад, я проверяю, не пришло ли на телефон какое-нибудь сообщение, и говорю:
– Его, наверное, можно уже не ждать. Давайте садиться за стол.
– Расслабься, – отвечает Кейт. – Человек едет из Висконсина, а шести еще нет.
Мой желудок завязывается в узел. Из окна видно, как мой отец, Джона и Сэмми кидают камешки в воду залива. А Энни где?
– Зря я разрешила ему приехать сегодня. Это не…
Раздается звонок в дверь. У меня внутри все переворачивается. Кейт сжимает мою руку:
– Иди.
Заправив прядь волос за ухо, я направляюсь к двери, но в этот момент в кухню врывается Энни с большим пакетом в руках.
– Срочная доставка! – объявляет она, расчищая место на столе. – Это тебе.
– Мне? А где Джон?
– Понятия не имею!
Входят дети в сопровождении моего отца.
– Ой, что это? – спрашивает Сэмми.
Сбившись в кучу вокруг меня, все смотрят, как я разрезаю скотч и раскрываю коробку. Увидев, что внутри, ахаю. Коричневый мужской пиджак. Сердце колотится. Вдруг я чувствую чью-то руку у себя на плече и слышу:
– Здравствуй, Эрика.
Тот самый голос. Я оборачиваюсь и в первую секунду не верю собственным глазам. Но передо мной он. Берет пиджак и надевает. Пиджак оказывается ему впору.
– Боже мой! – шепчу я. – Ты приехал!
Кейт смеется, отец басовито усмехается. Щелкает вспышка фотоаппарата. Оглянувшись, я вижу сияющее лицо Энни.
– Это… это ты все устроила?
Она кивает:
– Мы все участвовали. Даже Джон Слоун нам подыграл.
Слезы застилают мне глаза. Том раскидывает руки, я шагаю к нему, и он сжимает меня сильно-сильно:
– Эрика, мне так тебя не хватало!
Я опускаю веки, позволяя слезам свободно бежать по лицу.
– Эй! – говорит маленькая девочка, стоящая возле Тома. – А как же я?
Я смотрю на пухлощекую рожицу в розовых очках и без переднего зуба:
– Олив! Я так рада с тобой познакомиться, лапочка!
– Вообще-то, я думала, что будет ужин.
Том стонет, остальные смеются.
– А как же! – отвечаю я. – Прошу всех к столу.
Начинаю обносить гостей крабовыми котлетками, но то и дело поднимаю глаза на Тома: хочется удостовериться, что он действительно здесь. Дойдя до Энни, я целую ее в макушку и шепотом говорю:
– Спасибо.
Разлив по бокалам вино, папа занимает место во главе стола. Я сажусь рядом с Томом. Вскоре кухня наполняется бодрым гулом: звенит посуда, голоса заглушают друг друга. Я наслаждаюсь этим моментом, стараясь навсегда запечатлеть его в памяти.
Четырнадцать месяцев назад я была уверена, что мой мир рухнул. На самом деле он не погиб окончательно, но его резко и жестоко перевернули, после чего я уже никогда не буду прежней. В минуты веселья, такие как эта, я тоскую по Кристен: она должна была бы сидеть здесь, с нами, видеть укрепление старых и зарождение новых отношений, разделять нашу радость.
Смахиваю слезинку. Том сжимает мою руку под столом. Оглядываю лица тех, кто окружает меня. Лица любимых и любящих: сестры, отца, Энни, Тома и Олив, Молли с Джоной и Сэмми. Они заставляют меня еще раз вспомнить мамины слова, которые были со мной на протяжении всего пути: «Никогда не путай важное со значительным».
На другом конце стола Олив испытывает терпение моей дочки:
– Ха-ха! Мне положили два шарика мороженого, а тебе всего один!
Энни качает головой:
– Где же ваши манеры, юная леди? И вообще, не болтай. Не хватало еще подавиться печеньем.
Вместо последней фразы я слышу: «Не хватало того, что имеет значение». Да. До сих пор мне этого действительно не хватало.
