– Я очень рад, что вы все-таки согласились со мной встретиться, – говорит Том. – Не представляете себе, как я расстроился, когда вы меня отшили.
– Я вас не отшивала, – смеюсь я, но потом уже серьезным тоном объясняю: – Я испугалась. Мне не слишком везет по части отношений с мужчинами, и я не была в себе уверена. На расстоянии у вас сложилось обо мне впечатление как о какой-то особенной женщине. При личной встрече я боялась вас разочаровать.
– Как?! – шутит он. – Уж не хотите ли вы сказать, что вы не совершенны?
– Прошлой осенью я сделала большую ошибку. – Сердце колотится изо всех сил. Хватит ли мне смелости рассказать Тому, кто я есть на самом деле? Зная, насколько это важно, и боясь передумать, я говорю очень быстро: – В тот день, когда поезд сошел с рельсов, Кристен и Энни просили меня отвезти их в Филадельфию на машине. Но я поставила на первое место работу. Кристен была психически нездорова, а я не хотела это признать.
Вместо того чтобы потупиться, я продолжаю смотреть Тому в глаза. К моему облегчению, они глядят на меня по-доброму, совсем не осуждающе. Он дотрагивается до моей руки:
– И теперь вы чувствуете себя виноватой в произошедшем?
Я трясу головой и закрываю рукой рот. Успокоившись, продолжаю:
– Да. Но мой отец… он помог мне понять, что жизнь – это не всегда цепь причин и следствий. Сейчас я пытаюсь научиться тому, чему нужно было научиться давно, – прощать себя.
В полночь мы идем вдоль Центрального парка. Том берет меня за руку, и это кажется естественным, как восход солнца.
– В августе я, как вы уже знаете, возвращаюсь в Штаты окончательно. Мне бы хотелось познакомить вас с Олив. Вы ей очень понравитесь.
Я стараюсь казаться спокойной, хотя мысленно кручусь колесом от восторга.
– И Энни вернется, – говорю я, перешагивая через трещину в асфальте. – Мне не терпится рассказать ей про нашу с вами встречу. Наверное, она будет рада.
– Я тоже так думаю.
Некоторое время мы идем в приятной тишине.
– Вы обходите трещины? – спрашивает Том, приостанавливаясь, чтобы посмотреть, как я иду. – Обходите! – Смеясь, он обнимает меня за плечи. – Кто на трещину наступит, тот родную мать погубит? Раньше я тоже верил в приметы.
– Вы, профессор биохимии? Были суеверным?
– Да. Раньше.
Отстраняюсь и окидываю его взглядом:
– А потом вы отобрали сто человек, которые наступают на трещины, и сто человек, которые трещины обходят, сравнили состояние здоровья их матерей и не выявили существенных различий?
Том привлекает меня к себе и убирает волосы с моей щеки:
– Вас никогда не обвиняли в том, что вы язвительная особа?
Его прикосновение мне приятно. Улыбаюсь, стараясь дышать ровнее, чтобы сердце не стучало слишком быстро.
– Так почему же, док, вы перестали быть суеверным?
– Я годами боялся пройти под лестницей и бегал от черных кошек, но Гвен все равно погибла, – отвечает Том, целуя меня в макушку. – С тех пор я в приметы не верю.
По асфальту тянется янтарная дорожка фонарного света. Мы молча проходим мимо домов, где каждая квартира стоит миллион долларов.
– Да уж, – говорю я наконец, – если бы все в жизни было так просто! Кинул щепотку соли через плечо и всю жизнь горя не знаешь! Не представляю себе, как вы справились со своим горем. Если бы Кристен убил пьяный водитель, я, мне кажется, никогда не смогла бы простить этого человека.
– Да, было тяжело.
– Вы пытались призвать его к ответу? – мягко спрашиваю я.
– Ее, – поправляет меня Том. Он весь напрягся, на скулах проступили желваки. Когда он поворачивается ко мне, я вижу в его глазах бурю. – Тем пьяным водителем была сама Гвен.
Мы садимся рядом на скамейку под платаном. Том рассказывает, как однажды жена позвонила ему на работу и попросила, чтобы он забрал ребенка из садика.
– Она якобы забыла, что записалась на маникюр, а я был не в духе, – говорит он, глядя в пространство перед собой. – Я не успевал закончить срочное дело и резко сказал, что мой грант поважнее ее ногтей. Мол, ты, в отличие от меня, не работаешь. Выкручивайся сама. – Том упирается локтями в колени и сцепляет руки, не поднимая головы. – Потом я снова и снова прокручивал в памяти тот разговор и спрашивал себя, как можно было не понять по голосу, что она пила? Если бы я знал, я бы, конечно, все бросил и приехал.
– Но вы не знали. Нельзя терзать себя за то, что от вас не зависело, – говорю я, обращаясь то ли к своему другу, то ли к самой себе.
Том проводит ладонью по своему лицу:
– Она не пила с тех пор, как забеременела. Я по глупости решил, что худшее уже позади. – Вздохнув, он поворачивается ко мне. – Извините, я не хотел портить наш вечер.
Я глажу его по спине:
– Вы ничего не испортили. Это хорошо, что вы можете об этом говорить.
– Тот подарок, который я нашел в шкафу… Помните? Я еще подумал, что это для меня?
– Помню, – отвечаю я.
Несколько недель назад Том упомянул о коробке с надписью «Не открывать».
– Он оказался не для меня, а для нее самой. Бутылка джина – точнее, полбутылки. Умно она придумала прятать алкоголь. – Том роняет голову. – Господи, я же был паршивым мужем! Все время пропадал на работе, не уделял жене достаточно внимания. Неудивительно, что она снова начала пить.
Я рассказываю Тому о последнем утре с Кристен: о завтраке, о ее взвинченном состоянии.
– Тем не менее я позволила ей сесть на поезд. Внушила себе, будто она просто перевозбудилась от кофеина. Мне не хотелось признавать, что моя дочь психически нездорова, как и моя мать.
– Чувство вины – вот тот подарок, на который надо вешать ярлык «Не открывать».
Мы оба улыбаемся. Странно делиться друг с другом тем, что мучило нас месяцами. Но в то же время я как будто освобождаюсь от оков смерти и стыда, которые стали слабее благодаря «чуду», Энни, Кейт и даже отцу.
Идя вместе со мной к моему дому, Том непринужденно обнимает меня за плечи, и я чувствую себя так, будто мы с ним старые друзья. У дверей он берет мои руки в свои и с улыбкой говорит:
– Эрика, спасибо за прекрасный вечер. Вы оказались именно такой, какой я надеялся вас увидеть.
Лучшего комплимента и придумать нельзя. Вспоминаю тот хаос, который царил у меня в душе два месяца назад, и мысленно благодарю «чудо». Том продолжает:
– Завтра утром я возвращаюсь в Вашингтон. Найдется ли у вас время выпить со мной кофе, прежде чем я улечу в Париж?
До сих пор я внушала себе, что мы с Томом в лучшем случае будем просто друзьями, но теперь начинаю колебаться. Мне нравится этот мужчина, который, как и я, перенес утрату и знает, к чему приводит жизнь в неуравновешенном состоянии. Мужчина, который скоро вернется в Штаты и который сейчас недвусмысленно дает мне почувствовать себя здоровой привлекательной женщиной.
