Женщины сидят парочками на скамейках, болтают. Пожилые мужчины, составив в кружок несколько переносных стульев, размахивают руками в такт своей мелодичной речи. Кто-то молча читает. Энни одергивает себя: хватит зевать! Она пришла сюда, чтобы найти сестру. Но с каждым лицом, на котором останавливается ее взгляд, с каждой секундой, с каждым ударом сердца надежда становится все слабее и слабее.
Следующие два часа Энни разглядывает прохожих, сидя перед Лувром. В двенадцать забирает ребенка из школы. На душе скребут кошки. И с чего она возомнила, будто сможет найти Кристен в таком огромном городе? В «Фейсбуке» она прямым текстом написала ей, что едет в Париж ее искать, указала адрес Тома. Каждое утро отправляет напоминание. Может, Крисси просто не хочет, чтобы ее нашли? Энни знает свою сестру – независимую, своенравную, способную иногда совершать неразумные поступки. Такую упрямицу никто и ничто не выманит из укрытия, если уж она решила прятаться.
Половина пятого. Олив смотрит в окно, забравшись на диван и встав на колени. Энни входит в комнату с корзиной свежевыстиранного белья:
– Что разглядываешь, горошинка?
Олив не отвечает. Энни ставит корзину на пол.
– Поможешь мне разложить по полочкам одежку? Или лучше пойдем погуляем?
– Не-е-ет! – тянет Олив, как будто в жизни не слыхала более глупого предложения.
– Тогда пойдем поиграем в «Уно», порисуем или испечем печенье.
– Нет. Скоро придет папа.
Энни кивает: она чуть не забыла о том обещании, которое профессор дал своей дочке.
– Ну да, верно.
Энни украдкой подходит к девочке, и они обе смотрят в окно на тротуар.
– Папа отведет меня в ресторан, и я буду пить молочный коктейль, а тебе с нами нельзя!
– Конечно, я не пойду.
Вообще-то, Энни думала присоединиться к Тому и Олив за ужином, но теперь поняла, что это ни к чему. Она не член семьи, а просто няня. Нужно помнить свое место.
– Когда мы с Кристен были маленькими, папа водил нас в старое кафе «Чашка с блюдцем». Мы садились у барной стойки. Я брала сыр на гриле, Кристен – гамбургер и картошку фри, а папа всегда ел омлет.
– А мама?
– Мама с нами не ходила, – говорит Энни, удивленная тем, что Олив откликнулась на ее слова. – Это было уже после развода.
– После чего?
Несколько секунд Энни думает. Пытается сформулировать объяснение, правдивое и в то же время понятное ребенку:
– Развод – это когда мужчина и женщина решают, что больше не хотят быть мужем и женой. Для своих деток они остаются мамой и папой, но живут в разных местах.
– А детки?
– Ну мы с Кристен остались у мамы. К папе приезжали только два раза в месяц на субботу и воскресенье.
Олив морщит лобик:
– А все вместе вы больше не жили?
– Нет.
Девочка отворачивается к окну, и они с Энни продолжают молча смотреть на людей, проходящих по улице. Может, не стоило говорить малышке так много? Не рановато ли ей знать о том, что любовь иногда оказывается недолговечной?
– А моя мама жила с папой и со мной! – заявляет Олив хвастливо.
Энни улыбается:
– Тебе везло.
Кивнув, Олив прижимается лбом к окну. Стекло запотевает от ее дыхания.
– Ну папа, ну давай! – говорит она. – Возвращайся скорее!
Энни замечает на полке бинокль, берет его и начинает искать в толпе пешеходов красивого мужчину в джинсах и коричневом блейзере, но вскоре спохватывается: она должна высматривать не его, а беременную блондинку.
– Эй! Это папино, и это не игрушка! – говорит Олив, явно повторяя слова отца.
– Верно, – смеется Энни. – Я буду очень осторожна. Просто мне интересно, смогу ли я разглядеть твоего папу. С помощью этой штуки можно видеть предметы, которые находятся очень далеко.
– Правда? – Олив выхватывает бинокль. – Дай мне!
Энни рада видеть, что ей наконец-то удалось заинтересовать девочку.
– Хорошо, хорошо, не спеши, дорогая. Я тебе помогу. – Она надевает ремешок ей на шею и подносит бинокль к глазам. – Только осторожно.
– Ничего не вижу! – хнычет Олив.
– Сейчас-сейчас. – Энни подкручивает колесико. – Скажи, когда будет хорошо.
– Нет, нет, нет… Да! Ух ты!
Быстро оглядев прохожих на тротуаре, Олив смотрит выше:
– Так не честно! Этот дом мне мешает! Подвинься, дурацкий дом!
– В этом здании квартиры, такие же, как наша. Папы там нет. Ищи его на улице. Он придет вон оттуда. – Энни указывает вправо.
В этот момент в замочной скважине поворачивается ключ. Олив быстро снимает бинокль с шеи и, сунув его своей няне, шепчет:
– Убери! Это не игрушка!
– Ой, да! Скорее, скорее!
Энни ставит вещь на место и загораживает веткой комнатного цветка, чтобы девочка думала, будто у нее с няней теперь есть секрет. Когда Том входит, они обе сидят на диване. Олив хихикает, и этот звук ласкает сердце Энни. Нет, существенных изменений пока не произошло, но начало положено. Это, конечно, под большим вопросом, но, может быть, между няней и ребенком за предстоящие несколько месяцев все же возникнет какая-то связь. Или они просто научатся понимать друг друга. Энни мысленно отмечает, что нужно купить для Олив игрушечный бинокль.
Том, как и обещал, вернулся пораньше, чтобы сводить дочку на ужин.
– Мы идем в ресторан! – поет Олив. – Мой папа и я!
Энни идет в свою комнату, садится на кровать и берет ноутбук. Том останавливается на пороге и стучит в открытую дверь:
– Не хотите пойти с нами?
Сердце Энни радостно замирает. Да! Конечно! Она хочет! А на обратном пути готова зайти в ювелирный выбрать обручальные кольца.
– Или, – продолжает Том, – может, вы предпочитаете от нас отдохнуть? Это вполне понятное желание.
«Нет! – думает Энни. – Я хочу быть с тобой! Всю оставшуюся жизнь». Но тут ей вспоминаются слова Олив: «Тебе с нами нельзя!»
– Спасибо, но вы лучше идите вдвоем, – отвечает Энни, отодвигая ноутбук в сторону. – Ваша дочка хочет побыть с вами тет-а-тет.
Том улыбается:
– Вы очень внимательны. Тогда сходим вместе в следующий раз, ладно?
– Конечно. – Энни кивает. – В следующий раз.
Мысленно она подпрыгивает до потолка, воображая себе ужин на двоих при свечах.
– Это ваша семья? – спрашивает Том.
Перед тем как выйти из комнаты, он заметил на тумбочке фотографию. Энни подходит, берет ее и подает ему:
– Это я с мамой и сестрой на выпускном.
