Олив распрямляется, в ее глазах вспыхивает огонек:
– А у меня тоже может быть новая мама?
У Энни разрывается сердце от жалости к осиротевшему ребенку. Они с Олив, кстати, не так уж и не похожи. Им обеим нужна мать. Только у нее самой, в отличие от девочки, мама есть. Эта мысль заставляет Энни почувствовать себя мелочной и неблагодарной.
Прежде чем она успевает что-нибудь сказать в ответ, открывается входная дверь. Только заметив тревогу на лице Тома, Энни улавливает запах гари и видит густой черный дым, который валит из кухни.
Черт! Она забыла про чеснок!
Глава 24. Эрика
Энни права. Я должна быть матерью и буду ею. Потираю виски. Уже вечереет. Я сижу перед камином в гостиной у Кейт с кошкой Люси на коленях и разговариваю по телефону:
– Вы свяжетесь в Париже с кем-нибудь, кто сможет помочь? Отлично. Пусть этот человек наведет справки в иммиграционной службе и американском посольстве. Большое вам спасибо, мистер Бауэр.
Нажав отбой, я откидываю голову на диванную подушку.
– Эй!
Люси спрыгивает с моих колен, я оборачиваюсь и вижу Кейт. Она в прихожей, разувается. Интересно, давно она пришла?
– С кем ты разговаривала? – спрашивает сестра, разматывая шарф.
– Ни с кем, – отвечаю я, выпрямившись и чувствуя, как вспыхивают щеки.
Кейт подходит ближе, пристально глядя мне в глаза. Не выдержав, качаю головой и признаюсь:
– С Брюсом Бауэром. Это частный детектив, который помогает мне искать Кристен.
Сестра плюхается на диван рядом со мной:
– Ох, когда же ты это прекратишь, Рик?
– Не могу остановиться, пока не получу доказательств. Бауэр по-прежнему не может установить местонахождение отправителя, но к расследованию уже подключилась комиссия по безопасности перевозок. Через пару месяцев будет результат.
– И тогда ты поверишь? Смиришься?
Смириться? Разве к этому призывает меня «чудо»? Разве я должна расстаться с надеждой?
– Энни мне позвонила, спасибо тебе, – говорю я, моргая, чтобы не заплакать. – Письма не от нее. Она о них даже не знала. Тоже думает, что они от Кристен.
Кейт роняет голову и трет пальцами виски:
– Рик, послушай меня: Энни в отчаянии и не остановится ни перед чем. Чтобы заставить тебя измениться, она готова даже писать тебе письма от имени сестры.
– Энни лгать не станет.
– Станет, если верит, что таким образом помогает тебе. – Кейт покусывает губу. Ей явно хочется сказать что-то еще. – Энни думает, ты к ней не прислушаешься, если будешь знать, что она – это она.
Ночью я сижу в постели перед включенным ноутбуком и прокручиваю в памяти разговор с Кейт. Неужели она права? Неужели Энни действительно думает, что значит для меня меньше, чем Кристен? Когда мы говорили по телефону, дочка ведь, кажется, не сказала прямым текстом: «Письма прислала не я».
Открыв последнее сообщение от «чуда», нажимаю «ответить». На этот раз я пишу так, будто чувства в чистом виде струятся прямо с кончиков моих пальцев. Если Кейт права и за «чудо» выдает себя Энни, она прочтет эти слова. Мои звонки она заблокировала, но я все равно хочу выразить свою любовь к ней, убедить ее в том, что она значит для меня ничуть не меньше Кристен.
Приписав в конце: «Люблю тебя, как киска сливок миску. Все, что бы я ни делала, я делаю для тебя», отправляю сообщение и собираюсь закрыть почтовый ящик, но вдруг вижу новое письмо от Тома Барретта. Да! Я радуюсь, как голодная нищенка, которая нашла корку хлеба. Это, может, и не самая сытная пища, но, если не считать анонимных сообщений, переписка с профессором – моя единственная связь с дочерью.
Привет, Эрика!
У меня небогатый опыт общения с девятнадцатилетними девушками, поэтому хочу попросить у Вас совета.
Мне кажется, я вчера обидел Вашу дочь.
Она затеяла приготовление ужина. Видимо, хотела сделать сюрприз. А я все испортил: вошел в квартиру, увидел дым и чересчур резко отреагировал. Потом выяснилось, что ничего страшного не произошло: Энни оставила сковородку на плите, а сама отлучилась в гостиную, чтобы поговорить с Олив. Заметив дым, я вообразил, будто в доме пожар и моей дочке угрожает опасность. Боюсь, я накричал на Энни. Слишком строго отчитал ее за то, что она отошла от зажженной плиты. Когда у нее на глазах заблестели слезы, мне самому стало страшно. Она принялась оттирать сковородку и обожгла руку.
Сам ужин прошел кошмарно. Мы молча хлебали консервированный суп. Теперь меня мучает совесть. Так мучает, что я проснулся в четыре утра, сделал себе кофе и вот сижу на террасе. Справа собор Парижской Богоматери, а слева, вдали, можно разглядеть шпиль Эйфелевой башни. Впереди, за несколькими рядами старых магазинов и жилых домов, течет Сена. В любое другое утро я наслаждался бы покоем, уединением и этим роскошным видом. Но сегодня чувствую себя отвратительно.
Не могли бы Вы мне что-нибудь посоветовать? Как лучше поступить? Извиниться? Или не возвращаться к этому неприятному эпизоду? Боже мой, до чего неловко! Обещаю: в следующий раз буду думать, прежде чем реагировать.
Перечитываю письмо. Оно одновременно огорчило и рассмешило меня. Бедняжка Энни! Она, конечно, пыталась угодить Тому. А ему тоже не позавидуешь. С Энни бывает нелегко. Она очень чувствительна. Это и самое большое ее достоинство, и самый большой недостаток. Если бы в такой ситуации оказалась Кристен, она, вместо того чтобы обижаться, посмеялась бы над своим промахом и ответила бы какой-нибудь шуткой. Например: «Вы правы! С сегодняшнего дня пользуюсь только микроволновкой. Вы какие стейки предпочитаете: со вкусом тефлона, резины или картона?» Надо успокоить парня.
Дорогой Том!
Мне жаль вас обоих. У Энни кожа тонкая, как крылья мотылька. Поэтому мне всегда приходилось быть с ней особенно терпеливой и осторожной. Но, поверьте, я тоже не раз садилась в лужу. (На связь с Вами я изначально вышла именно потому, что перед отъездом дочки допустила очередной ляпсус.) Положительный момент: при всей своей ранимости Энни очень добрая. Я не знаю другого ребенка, который так же умел бы любить и прощать.
«Это потому, – думаю я, – что у нее нет нашего фамильного гена злопамятности. Кристен всегда побаивалась деда, а Энни по какой-то неведомой причине его обожает. Может, и меня она когда-нибудь простит?»
Даже если Энни на Вас разозлилась (что вряд ли), к утру она снова будет самой собой – веселой солнечной девочкой. Но скорее всего, она почувствовала себя униженной. Больше всего на свете ей нравится радовать других людей. Стоит лишь немного ее подбодрить, похвалить, и она воспрянет духом. Я уверена.
Спасибо, что написали мне. Надеюсь, мой совет Вам поможет. А сейчас, пожалуйста, поспите хотя бы чуть-чуть.
