Энни кусает губы. Она с обычными-то детьми обращаться не умеет. А тут девочка с норовом, да еще и пережившая трагедию… Стоп. Пожалуй, саму Энни кто-нибудь описал бы точно так же.
Глава 18. Эрика
Что значит «она уехала»? Кейти, как ты могла ее отпустить?
– Извини. Я не меньше твоего удивилась, когда она позвонила и сказала, что возвращаться не собирается.
Стоя на кухне у сестры, я читаю напечатанную записку, которую оставила мне Энни:
Дорогая мама!
У меня все замечательно. Пожалуйста, доверяй мне и не волнуйся за меня. И ни в коем случае меня не ищи. Твои звонки я заблокировала. Нам с тобой нужно провести некоторое время на расстоянии друг от друга – тебе так не кажется?
С любовью,
Энни
С трудом удерживаюсь, чтобы не упасть и не разрыдаться. Энни уехала, Уэс тоже. Значит, уехала и Кристен? Я примчалась сюда зря? Кейт наливает воды в стакан и, не отрывая от него взгляда, говорит:
– Энни сейчас летит в Париж.
У меня перед глазами все расплывается. Пошатнувшись, хватаюсь за горло:
– Что? Как? Почему ты позволила ей уехать за границу, не сказав мне?
Кейт ставит графин на стол:
– Она будет жить в семье и работать няней. Погоди, не сходи с ума. Отдышись. Несколько месяцев в Париже пойдут ей на пользу. Если честно, идея моя, только сначала она как будто не заинтересовалась. Ты понимаешь, – Кейт хмурится, – что она приезжала сюда искать Кристен?
Мое сердце бьется быстрее.
– Нашла?
Кейт удивленно разевает рот:
– Нет! Рик, разумеется, нет! Серьезно, завязывай с этим. Ты же понимаешь, что занимаешься ерундой. Чтобы помочь Энни, ты должна научиться жить дальше.
Смотрю на сестру, чувствуя, как к горлу подступают слезы.
– Кейт, я не сумасшедшая, и Энни тоже. Просто Кристен жива, и я ее найду.
Кейти смотрит на меня тяжелым взглядом:
– Давай не будем спорить. Останемся каждая при своем мнении.
– Хорошо, – выдыхаю я. – Но ты увидишь.
– Ты глушила себя работой, и у тебя не было времени все переварить. Запихивать собственные чувства в портфель с деловыми бумагами не всегда полезно, сестренка.
– Кейт, моя работа для меня важна, – говорю я, отстраняясь и вытирая глаза. – Это клей, который не дает мне развалиться на части. Я только тогда и чувствую себя более или менее нормальным человеком, когда работаю. Все остальное у меня выходит паршиво.
Кейти берет меня за плечи:
– Неправда.
– Правда. Я дерьмовая мать, – говорю я и прикусываю губу, чтобы не выболтать то, о чем до сих пор не говорила сестре и о чем больше всего сожалею: в то последнее утро я не обратила внимания на ненормальную взвинченность Кристен – никогда не смогу выразить, как мне стыдно.
– Думаю, мать из тебя, как минимум, не совсем дерьмовая, потому что Энни по-прежнему тебя обожает.
– Ага. И поэтому летит через Атлантику, ничего мне не сказав. – При мысли о том, что дочь сейчас в Париже одна, я содрогаюсь. Опять наваливается страх. – Я полечу за ней. Только за паспортом съезжу…
– Не надо. Она уже не ребенок. И пожить несколько месяцев во Франции ей будет полезно. В том письме, которое ты получила, тебя мамиными словами призывают проанализировать свое прошлое. Вот для чего ты приехала. – Лицо Кейт озаряет улыбка: – Путешествие по тропам твоей памяти можем начать в «Мустанге». С меня бургер и пиво.
– Какое еще пиво? Нет! Я должна искать Кристен!
Только с какой стороны взяться за дело? У меня внутри все обрывается: скорее всего, ее нет на острове. Энни не уехала бы, если бы могла надеяться, что сестра где-то здесь. Перечитываю записку, и только теперь до меня доходит.
– Она заблокировала мои звонки! – Я в панике. Становится трудно дышать. – Кейт, я не могу с ней связаться!
– Успокойся. Я буду звонить и писать ей, пока она за границей. А ты должна уважать ее желания. Она просит, чтобы ты на время отпустила ее от себя.
– Нет! Это нелепо! Помоги мне! Пожалуйста, набери ее и скажи, что я здесь и что она должна отвечать на мои звонки!
– Ага, сейчас. Чтобы она и мои вызовы заблокировала.
Я запираюсь в крошечной гостевой спаленке, которую Кейт отдала в мое распоряжение, достаю из сумочки телефон и звоню Брайану. Слушая гудки, замечаю, что окошко по-прежнему закрыто белыми ставнями-жалюзи, а старинный бабушкин стол уставлен экзотической зеленью разнообразных оттенков.
– Привет, – говорит Брайан. – Что случилось?
– Случилось вот что. Наша дочь сейчас направляется в Париж. Я приехала на остров, а ее здесь нет.
– Забавно.
– Нет. Это ужасно. Она от меня отгородилась.
– Я разговаривал с ней перед выездом. У нее все в порядке.
Знаю, что не права, но чувствую себя так, будто меня предали. Почему она позвонила отцу, а мои звонки заблокировала? Он работает ничуть не меньше моего, но, поскольку я мать, расплачиваться приходится мне.
– Где она будет жить? У кого работать?
– Хм… Точно не помню. Пришлю эсэмэску.
Нажимаю отбой. Похоже, разговор с бывшим супругом ничем мне не помог. Но нет, он, как и обещал, присылает мне информацию о работодателе Энни. Слава богу!
Д-р Томас Барретт, приглашенный профессор биохимии
Медицинский факультет имени Пьера и Марии Кюри
Парижский университет
Париж, Пляс Жюссье, 4
75005
thomas.barrett@upmc.fr
Я сажусь на кровать, открываю ноутбук и пишу:
Уважаемый д-р Барретт!
Я мать Энни Блэр. Мне только сейчас стало известно, что моя дочь направляется в Париж.
Отрываю руки от клавиатуры. Лучше даже не представлять себе, как такие слова будут восприняты. Профессор может подумать, что я плохая мать и совсем не общаюсь с собственной дочерью. Или, того хуже, что я мамаша-вертолет, которая вечно нависает над головой взрослого ребенка. Пожалуй, и то и другое правда.
У нас сейчас сложный период в отношениях. Когда она прибудет, не могли бы Вы известить меня об этом?
Сердце замирает, стоит мне подумать, что Энни сейчас летит высоко над океаном совершенно одна. Прикусив губу, снова заношу пальцы над клавишами:
Еще я хотела бы спросить, безопасен ли тот район, в котором Вы живете, для молодой американки, такой как Энни? Моя дочь очень чувствительна, и я боюсь, что она будет тосковать по дому.
