Мама качает головой и дрожащими губами произносит:
– Ты у меня всегда верила в чудеса. За это я тебя обожаю. Но у Кристен в кармане было удостоверение.
– Вот именно! Кристен никогда не носит удостоверение в кармане. Никогда! Всегда в сумочке. И ты сама мне говорила, что у нее есть фальшивые документы. Значит, настоящие могли оказаться у кого-то другого. У той девушки из поезда.
Энни торжествующе скрещивает руки, как следователь, нашедший неопровержимую улику. Мама, видимо, хочет что-то сказать, но не уверена, стоит ли. Поколебавшись, она все-таки признается:
– Осенью я наняла детектива.
– Детектива? – переспрашивает Энни, округлив глаза. – Ты мне поверила?
Мать качает головой:
– Я просто хотела, чтобы профессионал развеял твои сомнения. Этот человек (его зовут Брюс Бауэр) уверен, что девушка, которая входит в вагон (помнишь, мы смотрели запись с камеры наблюдения?), и есть Кристен. Она не пользуется кредитной картой, ее телефон в момент аварии был разряжен, и отследить его местоположение невозможно. Расследовать нечего: абсолютно ничто не дает нам оснований думать, будто она жива.
– У той девушки были ненакрашенные ногти.
А Кристен ушла из дома с накрашенными. Клянусь. Только потому что детектив сказал…
– А ноги? Ты же видела фиолетовый лак.
Энни хватается за голову:
– Господи! Мама! Миллионы девушек красят ногти на ногах фиолетовым лаком! Неужели этого оказалось достаточно, чтобы тебя убедить?
Мама кусает губу:
– Мы об этом тысячу раз говорили, дорогая. Папа ее опознал. Мы с тобой тоже видели фотографии.
– Папа-то опознал, но мы видели лицо не дольше секунды! Это была не Кристен! – произносит Энни срывающимся голосом.
Ей хочется закричать: «Какого черта ты разрешила так быстро ее кремировать?!» – но она знает, что мама и сама об этом жалеет. «Если бы мы даже захотели сделать анализ ДНК, теперь это невозможно» – так мама сказала по телефону тете Кейт в день, когда доставили прах.
– Как ни тяжело в такое поверить, мы должны идти дальше.
Энни опускается на колени возле маминого стула:
– А сама-то ты идешь дальше? Погляди на себя: совсем исхудала, все время пропадаешь на работе. – Тут она обращает внимание на книжку, чуть выглядывающую из-под материнского халата. – Что это?
– Ничего.
Мама пытается спрятать альбом, но Энни уже заметила золотистый переплет. О боже! Это не ничего, это ее альбом с афоризмами, который она хотела дать сестре с собой в день происшествия. Положила на кровать и не забрала. Решила, пускай лежит до возвращения Крисси.
– Энни, вы обо мне говорили? Она действительно считала, что я путаю главное со второстепенным?
Так вот в чем дело! Вот почему мама плакала и пыталась спрятать альбом! Черт! Она прочла язвительные комментарии, которые нацарапала Энни! Нужно извиниться… Стоп! Как можно было принять эти колкости за мысли Кристен? И разве мама не знала, что у той серебряный альбом? Энни всегда втайне гордилась тем, что золотой достался ей. Допустим, это ничего не значащая случайность. Но неужели мать не различает дочерей по почеркам? Энни бросает взгляд на покрытое красными пятнами лицо, обращенное к ней в профиль. Нет, очевидно, она не заметила разницы. Да и неудивительно. Ведь они уже несколько лет переписываются только при помощи клавиатуры.
Энни отворачивается. Сердце стучит учащенно. Надо признаться. Эти комментарии очень огорчили маму. Вдруг Энни, как укус пчелы, поражает мысль: а что, если это шанс? Не успев хорошенько обдумать возможные последствия, она принимает спонтанное решение:
– Да. – Ей хочется сглотнуть, но во рту пересохло. – Кристен обожала тебя, мама. Просто она видела, какой грустной ты стала. – Понимая, что говорить от имени сестры нехорошо, Энни все-таки продолжает: – Мы обе это видели.
– Грустной? – хмурится мама. – Она сама тебе так сказала?
– Ну да…
Энни все дальше и дальше ползет по тонкой ветке, надеясь, что та не обломится. Может, если она выдаст свои чувства за чувства сестры, мать наконец-то к ней прислушается?
– Кристен не хватало тебя прежней. Той, которая веселила нас дурацкими шутками и куталась вместе с нами в бабушкино лоскутное одеяло, пока мы смотрели наши любимые романтические комедии. Помнишь, на Коста-Рике мы увидели огромную змею и ужасно испугались, а ты потом купила такую же резиновую в сувенирном магазине и сунула мне под подушку?
Теперь мама улыбается:
– Ты отшвырнула ее вместе с подушкой и разбила лампу.
– Нам бывало так весело… Почему же все изменилось? Кристен считала, что это произошло после того, как мы уехали в колледж.
«Пожалуйста, Крисси, пойми, зачем я это делаю, – думает Энни. – Я должна до нее достучаться!»
– Но она поддерживала меня в том, что касалось карьеры. Ты же помнишь. Она хотела, чтобы я выиграла конкурс по продажам и открыла собственное агентство. Это было одно из ее последних желаний.
– Да, но еще она хотела, чтобы ты знала меру, – говорит Энни, качая головой. Лицо у нее пылает, и мама наверняка уже догадалась, что она врет. Но, пока не остановят, нужно продолжать. – Вспомни: когда мы сюда переехали, ты тоже работала. Тем не менее мы втроем ходили в парк, в любую погоду. Ты что-нибудь загадывала, например собаку в свитере или красные туфли. Кто это первым увидит, тот выигрывал. Победителю ты разрешала выбрать, где мы будем есть мороженое.
Мама кивает. Энни чувствует, что лед трескается.
– Кристен всегда нас опережала. Малышка любила побеждать.
Теперь на мамином лице улыбка от уха до уха. У Энни перехватывает дыхание – так она рада это видеть. Ей удалось пронять маму! Вернее, удалось сестре, но какая разница? И ее ложь, и даже исчезновение Кристен могут положить начало чему-то хорошему. Конечно, Энни не думает, что мама станет буддистским монахом или кем-то в этом роде. Карьерные устремления никуда не денутся. Но понизить бы их уровень хотя бы на градус! А лучше на десять.
– Я собираюсь на остров Макино, – говорит Энни мягко. – Поехали со мной.
Мама перестает улыбаться и, выпрямившись, с тревогой спрашивает:
– На Макино? Нет… Зачем?
– Пожалуйста, поехали. Отдохнешь несколько дней от работы.
Мама бледнеет, как всегда, когда речь заходит о месте, где прошло ее детство.
– Я не могу.
– Не можешь или не хочешь?
Прежде чем мама успевает ответить, у нее звякает телефон. Высвободив руку из пальцев Энни, она хватает его и встает. Разговор с дочерью заканчивается.
– Поездкой на остров, – произносит мама, вводя код доступа, – ты не вернешь Кристен.
Энни идет за ней по коридору. Девушку одновременно обуревают грусть, отчаяние и ярость.
