В глубине души почти все верят, что у жизни есть некий смысл. Справедливость. Элементарная порядочность. Хорошее случается с хорошими людьми. Плохое – лишь с плохими. Никто не хочет признавать тот факт, что жизнь стихийна. Папа недоумевает, откуда взялся мой цинизм, но я вовсе не циник. Я реалист. Лучше видеть жизнь такой, какая она есть, а не такой, какой тебе хочется ее видеть.
Нет никаких причин. Все просто происходит.
Но вот некоторые очевидные факты: если бы я не опоздала на встречу, я бы не познакомилась с Лестером Барнсом. И если бы он не произнес слово irie, я бы так и молчала у него в кабинете. А если бы я молчала, то сейчас не держала бы в руке бумажку с именем адвоката, который славится тем, что решает самые сложные дела.
Я выхожу из здания, минуя охрану. Чувствую иррациональный и совершенно несвойственный мне порыв поблагодарить ту женщину – Ирэн, но она в нескольких метрах от меня, нежно поглаживает чьи-то вещи. Я проверяю, нет ли на телефоне сообщений. Несмотря на то что в Калифорнии всего 5:30 утра, Бев уже прислала мне кучу вопросительных знаков. Я раздумываю, не сказать ли ей о последних событиях, но потом прихожу к выводу, что пока никаких масштабных изменений не случилось.
«Пока ничего», – пишу в ответ. Может, я эгоистка, но мне хочется, чтобы она была здесь, со мной. Но, если быть совсем честной, я бы с радостью ездила по университетам вместе с ней и вообще вела жизнь обычной старшеклассницы. Я снова смотрю на записку. Джереми Фицджеральд. Мистер Барнс не разрешил мне позвонить и договориться о встрече с адвокатом по его телефону.
– Дело практически безнадежное, – воскликнул он, а потом буквально вытолкнул меня за дверь.
Очевидный факт: никогда не стоит браться за заведомо безнадежное дело. Лучше изучить все варианты и выбрать тот, который хотя бы в теории может привести к успеху. Но если безнадежный вариант – ваш единственный шанс спастись, тогда у вас нет выбора.
Ирэн
Предполагаемая история
В ОБЕДЕННЫЙ ПЕРЕРЫВ ИРЭН скачивает альбом группы Nirvana. Она прослушивает его три раза подряд. В голосе Курта Кобейна ей слышится то же, что и Наташе, – идеальное и прекрасное страдание; этот голос полон одиночества и тоски и звучит с таким надрывом, что должен в конце концов оборваться. Лучше бы он правда оборвался. Потому что все лучше, чем жить, желая чего-то и не получая этого. Все лучше, чем жить.
Она следует за голосом Курта Кобейна – он ведет туда, где царит полный мрак. Она ищет статьи про Кобейна в интернете и выясняет, что у его истории не было счастливого конца.
Ирэн составляет план. Сегодняшний день станет для нее последним. По правде говоря, ей долгие годы приходила в голову мысль убить себя. В текстах Кобейна она наконец находит правильные слова. Ирэн пишет предсмертную записку без адресата: «Oh well. Whatever. Nevermind»
[7].
Наташа
ВЫЙДЯ ИЗ ЗДАНИЯ и сделав пару шагов, я набираю номер.
– Я бы хотела договориться о встрече сегодня, как можно раньше.
Кажется, что женщина, которая мне отвечает, сидит на какой-то стройке. Откуда-то издалека доносятся звуки дрелей и громкие удары. Мне приходится дважды называть свое имя.
– А по какому вы вопросу? – спрашивает женщина.
Я отвечаю не сразу. Будучи нелегальным иммигрантом, ты волей-неволей учишься держать язык за зубами. Прежде чем началась вся эта история с депортацией, единственным человеком, который обо всем знал, стала Бев, хотя она не из тех, кто умеет хранить секреты.
«Да оно как-то само собой рассказалось», – обычно оправдывается она, проболтавшись, словно не имеет абсолютно никакой власти над собственным языком. Но в этой ситуации даже Бев поняла, насколько важно держать в тайне информацию обо мне.
– Алло, мэм? По какому вы вопросу? – не унимается женщина на другом конце провода.
Я плотнее прижимаю телефон к уху и замираю прямо посередине лестницы. Вокруг меня мир набирает скорость, словно фильм в режиме быстрой перемотки. Люди поднимаются и спускаются по ступеням в три раза быстрее, их движения становятся резче. Облака проносятся над головой. Солнце быстро перемещается по небу.
– Я нелегальный иммигрант, – произношу я. Сердце колотится так, словно я пробежала немалое расстояние.
– Расскажите о себе больше, – просит женщина в трубке.
И я рассказываю о том, что родилась на Ямайке. Мои родители нелегально иммигрировали в Америку, когда мне было восемь. С тех пор мы постоянно живем здесь. Мой папа был арестован за вождение в нетрезвом состоянии. Нас депортируют. По мнению Лестера Барнса, адвокат Фицджеральд может помочь.
Женщина записывает меня на одиннадцать часов утра и после спрашивает:
– Что я еще могу для вас сделать?
– Ничего, – отвечаю я. – Этого достаточно.
Офис адвоката находится в другой части города, а сейчас я нахожусь недалеко от Таймс-сквер. Смотрю на экран телефона: 8:35. Легкий ветерок играет моими волосами, задирает краешек юбки. Погода на удивление теплая для середины ноября. Может, мне не стоило брать с собой кожаную куртку? Я мысленно прошу, чтобы зима была не слишком холодной, а потом вспоминаю, что зимой меня здесь, вероятно, уже не будет.
Если в городе выпадает снег, но сам город пуст и некому ощутить холод, холодно ли все равно?
Да. Ответ на этот вопрос – да. Я прижимаю куртку к себе. Мне по-прежнему с трудом верится, что мое будущее будет не таким, каким я его планировала. До встречи с адвокатом еще два с половиной часа. Моя школа с углубленным изучением естественных наук всего в пятнадцати минутах ходьбы отсюда. Может, пойти и в последний раз взглянуть на нее? Помню, как когда-то давно я очень сильно стремилась туда попасть… Поверить не могу, что, возможно, больше никогда ее не увижу…
Нет, все же к школе я не пойду – вдруг встречу кого-нибудь, и тогда неминуемо посыплются вопросы в духе «Почему ты сегодня не пришла на занятия?».
Чтобы убить время, я решаюсь пройти пешком те пять километров, которые отделяют меня от офиса адвоката. По пути как раз попадется мой любимый магазин с виниловыми пластинками. Я надеваю наушники и включаю альбом группы Temple of the Dog. Это гранж-рок девяностых, сплошная тревожность и кричащая гитара. Крис Корнелл начинает петь, и я позволяю своим волнениям раствориться в его голосе.
Сэмюэль Кингспи
История сожаления, часть 1
ОТЕЦ НАТАШИ, СЭМЮЭЛЬ, переехал в Америку за два года до того, как сюда иммигрировала его семья. План был такой: Сэмюэль уезжает с Ямайки первым и начинает карьеру бродвейского актера. Так будет проще, потому что не придется беспокоиться о жене и маленьком ребенке. Без них, ничем не обремененный, он сможет спокойно ходить на прослушивания, завязать знакомства в актерской среде Нью-Йорка.
