Я высвобождаюсь из его объятий, избегая взгляда. Он решает не говорить то, что собирался. Я достаю телефон и смотрю на время.
– Пора, – произносит он, не дав мне шанса сказать это первой.
Я поворачиваюсь и вхожу в прохладное здание. Я думаю о Даниэле, когда отмечаюсь у охранника. Думаю о Даниэле, пересекая лобби. Думаю о нем в лифте и когда иду по длинному коридору. Каждое мгновение, пока я не оказываюсь в офисе – тогда мне просто приходится перестать о нем думать.
Офис отремонтирован лишь наполовину, поэтому я слышала строительный шум, когда звонила. Стены окрашены не полностью, а с потолка свисают голые лампочки. На покрытом брезентом полу – древесные опилки и пятна краски. За столом сидит женщина, положив обе руки на стационарный телефон, словно мечтает, чтобы он зазвонил. Несмотря на ее ярко-алую помаду и розовые румяна на щеках, она очень бледна. У нее иссиня-черные, превосходно уложенные волосы, и она кажется героиней какого-то диснеевского мультфильма или кино, действие которого происходит в пятидесятых. На столе аккуратные стопки папок с цветовой маркировкой. На кружке надпись: «Ассистентки берут дешевле».
Она улыбается мне грустной, дрожащей улыбкой.
– Я ничего не перепутала? – спрашиваю я громко.
Она молча смотрит на меня.
– Это офис адвоката Фицджеральда?
– Вы Наташа, – наконец произносит она.
Это, должно быть, та самая женщина, с которой я говорила по телефону. Я подхожу к ее столу.
– Плохие новости, – говорит она.
У меня внутри все сжимается. Я не готова к тому, что она собирается сообщить. Все закончилось, не успев начаться? Неужели моя участь уже решена? Меня действительно депортируют сегодня вечером? Какой-то мужчина в заляпанном краской комбинезоне входит в офис и начинает сверлить. Кто-то невидимый стучит молотком. Женщина не повышает голос, чтобы перекрыть шум. Я подхожу ближе к ее столу.
– Джереми – адвокат Фицджеральд – час назад попал под машину. Он еще в больнице. Его жена говорит, что с ним все в порядке, отделался несколькими царапинами. Но он вернется только ближе к вечеру.
Она говорит спокойным, ровным тоном, но в глазах спокойствия нет и в помине. Она пододвигает телефон чуть ближе и смотрит не на меня, а на него.
– Но у нас назначена встреча, – с упреком замечаю я. Это жестоко с моей стороны, но я ничего не могу с собой поделать. – Мне правда нужна его помощь.
Теперь ее глаза, полные удивления, обращены на меня.
– Вы разве не слышали, что я сказала? Его сбила машина. Он сейчас не может быть здесь.
Она протягивает мне стопку бумаг и больше не смотрит на меня. Я заполняю их около пятнадцати минут. В первом бланке я отмечаю, что я не коммунист, не преступник и не террорист, и отвечаю на вопрос, стала бы я защищать Соединенные Штаты с оружием в руках или нет. Я бы не стала, но все равно рисую галочку в квадрате с пометкой «да». В другом бланке необходимо в подробностях описать детали процесса депортации до сегодняшнего дня.
Последний бланк – клиентская анкета, в которой меня просят дать подробный отчет о времени, проведенном в Соединенных Штатах. Я не знаю, что писать. Я не знаю, что именно необходимо знать адвокату Фицджеральду. О том, как мы приехали в эту страну? О том, как скрывались? Что я испытывала всякий раз, когда указывала в школьных бумагах ворованный номер социальной страховки? Что, делая это, я каждый раз представляла, как моя мама садится на тот автобус во Флориду? Он что, действительно хочет знать, каково это – быть нелегалом? Или каково это – все время ждать, что правда о тебе вскроется? Вероятно, нет. Ему нужны не философские рассуждения, а факты, именно поэтому я их и излагаю. Мы приехали в Америку по туристической визе. Когда пришло время уезжать, мы остались. С тех пор мы не покидали эту страну. Мы не совершали никаких преступлений, за исключением того, что мой отец сел за руль пьяным.
Я возвращаю заполненные бланки ассистентке. Она тут же берет мою анкету и говорит:
– Здесь нужно указать больше сведений.
– Каких, например?
– Что для вас значит Америка? Почему вы хотите остаться? Каким будет ваш вклад в процветание Америки?
– Но…
– То, что Джереми сможет использовать, чтобы вам помочь, – поясняет она.
Если бы людям, родившимся в Америке, пришлось доказывать, что они достойны жить здесь, население этой страны намного бы уменьшилось.
Женщина пролистывает другие мои бумаги, пока я пишу о том, каким трудолюбивым, оптимистичным, патриотичным гражданином обещаю быть. Я пишу, что в душе считаю Америку своим домом и, когда получу гражданство, мои чувства станут законными. Мое место здесь. Мне очень непросто все это писать, я вообще не люблю откровенничать, но Даниэль точно гордился бы мной.
Даниэль. Наверное, он сейчас в поезде – едет на свое собеседование. Сделает ли он все правильно и станет ли в итоге врачом? Будет ли в будущем вспоминать обо мне – о той девушке, с которой однажды провел в Нью-Йорке два часа? Будет ли ему интересно, что со мной произошло? Возможно, он наберет мое имя в Google, но ничего не найдет. Хотя, скорее всего, он забудет обо мне уже к вечеру, как и я наверняка забуду о нем.
Я все еще пишу, когда вдруг звонит телефон, и ассистентка тут же снимает трубку, не позволив ему затрезвонить еще раз.
– О господи, Джереми. Ты в порядке? – Она закрывает глаза и, обхватив телефонную трубку обеими руками, прижимает ее еще сильнее к уху. – Я хотела приехать, но твоя жена сказала, чтобы я держалась от тебя подальше. – Ее глаза открываются, когда она произносит слово «жена». – Ты точно в порядке? – Чем дальше она слушает, тем живее становится ее лицо. На щеках появляется легкий румянец, а на глазах – слезы счастья.
Ее влюбленность настолько очевидна, что мне кажется, я вот-вот увижу сердечки, парящие в воздухе. Неужели у них роман?
– Я хотела приехать, – шепотом повторяет она. Несколько раз промурлыкав «хорошо», она кладет трубку. – С ним все в порядке. – Она сияет.
– Здорово, – говорю я.
Она забирает бланки у меня из рук. Я жду, пока она их посмотрит.
– Хотите услышать хорошую новость? – наконец спрашивает она.
Ну разумеется, хочу. Я медленно киваю.
– Я много подобных дел видела и думаю, что с вами все будет в порядке.
Не знаю, что я ожидала услышать, но уж точно не это.
– Вы серьезно считаете, что он сумеет мне помочь? – Я слышу в собственном голосе одновременно и надежду, и скепсис.
– Джереми никогда не проигрывает, – произносит она с такой гордостью, с какой могла бы говорить о самой себе.
Конечно, это неправда. Все иногда проигрывают. Мне стоит попросить ее выражаться конкретнее, дать точную статистику его побед и поражений. Это помогло бы мне понять, что же мне чувствовать.
