Эми с матерью помогали относить ледяные трупы в дальний конец пещеры. Перед сном Эми заставляла себя вспоминать страшные истории, что так любила Чин Хи, словно воспоминания могли защитить подругу. Скорбя по отцу, заботясь об обезумевшей от горя матери, Эми жила надеждой, что и Чин Хи сейчас прячется в какой-нибудь пещере.
Ели они то, что находили в пещере, – мох со стен, насекомых, каких-то зверьков, которых изредка удавалось поймать, Эми подозревала, что это крысы. Через четыре недели, когда голод стал нестерпим, мать Эми решила, что пора возвращаться. Они покинули убежище, опираясь друг на друга и щурясь на январское солнце.
Ослабленные, едва живые, они добрались до своего дома по свежему снегу, мимо сгоревших до основания домов. Вокруг не было ни души. При виде обугленных руин родного дома, торчащих из пушистых сугробов, Эми не нашла в себе сил расплакаться. Сгинуло все. Без остатка. Место, где раньше жила ее семья, стены, хранившие память о каждом из них, помнившие серьезное лицо сестры, слышавшие отцовское пение под цитру, впитавшие запахи еды, что готовила мать, – их больше не было.
Где теперь дух отца и тело сестры? Мать опустилась на колени и закрыла лицо руками. После долгого молчания Эми отвела ее туда, где они похоронили отца.
Могилу укрывал слой белейшего снега. По холмику зигзагами вились следы-веточки. Эми посмотрела в белое небо, там на холодном январском ветру парили чайки. Может, они навещали отца, чтобы почтить его отлетающий дух?
Мать стояла на коленях, склонившись и касаясь лбом снега. Она тихо всхлипывала, и Эми, опустившись рядом, обняла ее дрожащее тело. Оно исхудало, как у старухи. Матери не было и сорока, но война надломила ее – сперва отобрала старшую дочь, затем мужа. Вся ее жизнь ушла в мерзлую землю вместе со сгоревшим домом. Разрыдалась и Эми, оплакивая всех – живых и мертвых.
Внезапно до нее донеслись голоса, она замолчала и выпрямилась, прислушиваясь. Ветер стих, на смену свисту пришла мертвящая тишина, которую раскалывали пронзительные вскрики чаек. Снова послышались голоса – мужские.
– Мама, кто-то идет, – прошептала Эми.
Из-за пригорка показались стволы винтовок.
– Надо уходить. – Эми безуспешно пыталась поставить мать на ноги.
Сердце пустилось вскачь. Покидать пещеру было ошибкой. Главное – выжить, вернуться можно и позже. За косогором виднелась купа мандариновых деревьев, почерневших после пожара, можно спрятаться за ними и подождать, пока полицейские пройдут. Эми начисто забыла о следах, что останутся на снегу.
– Пожалуйста, мама, – взмолилась она. – Нам надо спешить!
Они пересекли косогор и спустились в мандариновую рощу, где сжались за самым высоким деревом. Холодный ветер уберег от огня ствол и корни.
Полицейские дошли до пепелища, голоса смолкли – наверное, ворошили давно остывшие угли. Эми сильнее прижала к себе мать.
– Глянь сюда, – позвал один.
– Что там? – спросил другой.
– Свежие следы.
Дальше – тишина. Эми представила, как они изучают их следы, как идут по ним, как через минуту-другую найдут их. Она совершила глупость, позволив матери вернуться. Она ведь знала, что мать не в своем уме, что они обе обезумели от горя, но ей самой хотелось сбежать из пещеры, обратившейся в склеп. Так хотелось взглянуть, уцелел ли их дом.
Первым появился юнец в добротном тулупе и желтом шарфе.
– Ранена? – спросил он, подходя. Затем посмотрел на мать: – Ей плохо?
Эми не ответила, лишь теснее прижалась к матери, пытаясь прикрыть ее своим телом. Подошли еще двое, пристально и молча долго разглядывали женщину с девочкой. Эми сжалась в ожидании окрика, удара.
– Глухая она, что ли? – спросил один полицейский.
– По-моему, у нее шок, – ответил младший. – Все в порядке. Мы вас не тронем. Мы ищем выживших. Пойдемте с нами. Мы отведем вас в безопасное место.
Он протянул руку, и Эми отпрянула. Мать подняла голову и плюнула в парня. Тот отступил. Двое других заорали, наставили на мать винтовки.
– Нет-нет, стойте. Ничего страшного. Они просто боятся. Смотрите, они с головы до ног в саже… Следы вели сюда с могилы…
Он замолчал.
– Его убили, – сказала Эми.
Полицейские уставились на нее.
– Кто? – спросил парень с ласковым голосом. Он присел на корточки, чтобы их глаза оказались на одном уровне. – Ты видела, кто это сделал?
– Не говори ему ничего, – прохрипела мать.
Эми заглянула в ее темные глаза, потом снова посмотрела на парня.
– Они пришли среди ночи. Мы ничего не видели. Было темно.
– Ты уверена? – спросил он по-прежнему добродушно, даже участливо. Как будто искренне переживал.
Она кивнула. Он выпрямился и с минуту размышлял. Оглядел опаленные мандариновые деревья. Эми проследила за его взглядом и невольно вспомнила, как в жаркие летние дни они с сестрой бегали по тенистой роще и смеялись – просто так, от радости. Воспоминание застало ее врасплох, и тоска затопила сердце. Никогда она уже не увидит рощу прежней. Ничего не увидит прежним. Все исчезло.
Полицейский сделал глубокий вдох и с силой выдохнул через ноздри.
– Увести их!
Эми опешила. Ласковости как не бывало, ее сменил приказной тон военного. Двое других полицейских подняли Эми с матерью на ноги и повели прочь от рощи, от сгоревшей деревни. Проходя мимо отцовской могилы, Эми задержала взгляд на жалкой кочке. Она помнила отца высоким и крепким, он всегда нависал над ней горой, его большие руки давали уютное чувство защищенности, но смерть стерла этот образ, теперь вместо него – едва заметный холмик, да и тот со временем исчезнет. Эми смотрела под ноги, пока ее вели мимо родных камешков и ракушек – добытых в море сокровищ. При виде грузовика она уперлась, но было поздно.
Полицейские отвезли их в участок, где оказалось не протолкнуться от людских тел – кто-то в форме, кто-то в окровавленном тряпье. Голоса сливались в какофонию гнева, боли и страха.
У стены сидела старуха, рядом лежал молодой парень, его окровавленная голова покоилась на коленях женщины. Старуха была словно неподвижный камень среди бушующего хаоса. Когда все тот же молодой полицейский потащил их в импровизированный зал ожидания, Эми вцепилась в руку матери. Люди плакали или сидели в полной прострации. Найдя им свободный клочок на полу, полицейский заговорил с офицером, устроившимся у двери за столом. Заполняя бланк, он несколько раз оглянулся.
Эми всматривалась в лица и никого не узнавала. Где ее соседи? Неужели все мертвы? Она отогнала эту мысль. Взглянула на мать, но глядеть в это ничего не выражающее лицо было нестерпимо.
Вернулся полицейский, Эми выпрямилась, надеясь показать свое презрение, но он ничего не заметил.
– Ждите, когда вызовут.
