Мужчины отошли от своей стены и переместились на другую сторону комнаты, где столпились вокруг аккомпаниатора, практически плечом к плечу с террористами. Аккомпаниатор раздражал всех – и своим музыкальным талантом, и своей близостью к Роксане Косс. Но теперь, когда он умер, они почувствовали горечь утраты. В конце концов, он умер ради нее. Они уловили смысл разыгравшейся драмы даже с другого конца комнаты, даже не понимая языка действующих лиц. Он не признался ей, что болен диабетом. Остался с ней, вместо того чтобы попросить инсулин, который мог спасти ему жизнь. Бедный аккомпаниатор, их товарищ по несчастью. Он был одним из них.
– Ну вот, человек умер! – провозгласил командир Бенхамин, вскидывая руки.
При мысли о смерти его собственная хворь разыгралась не на шутку – словно кто-то принялся раскаленными иголками сшивать нервные окончания на лице.
– Как будто другие люди не умирают! – холодно возразил командир Альфредо. Он столько раз бывал на волосок от смерти! Пуля в животе с тяжелыми последствиями, отстреленные пальцы всего через полгода после первой раны, еще одна пуля, насквозь прострелившая шею.
– Мы пришли сюда не для того, чтобы убивать этих людей. Мы пришли захватить президента и уйти.
– Но президента нет! – напомнил ему Альфредо.
Командир Эктор, не доверявший никому, опустился на пол и собственноручно пощупал у мертвого яремную вену.
– Пожалуй, стоит в него стрельнуть и вынести тело наружу. Пусть знают, с кем имеют дело!
Отец Аргуэдас, погруженный в свои молитвы, вскинул голову и посмотрел прямо на командиров. Услышав, что террористы собираются стрелять в их скоропостижно скончавшегося друга, испаноговорящие заложники пришли в ужас. Те, кто не знал, что Роксана Косс не говорит по-испански, теперь поняли это, потому что она никак не прореагировала на богохульные слова Эктора и даже не изменила позы: голова опущена на руки, юбка красивыми волнами раскинулась вокруг.
Немец по имени Лотар Фалькен, знавший испанский язык достаточно, чтобы понять суть происходящего, протиснулся к Гэну и попросил перевести его слова:
– Скажите им, что ничего не выйдет! Из раны не польется кровь! Даже если выстрелить прямо в голову, снаружи все равно поймут, что смерть наступила не от огнестрельного ранения! – Лотар был вице-президентом фармацевтической компании «Хёхст», но до этого учился на биолога. Он больше всех переживал по поводу этой смерти, потому что именно инсулин составлял львиную долю продукции компании. По существу, «Хёхст» являлась ведущим немецким производителем этого лекарства. В офисе компании инсулина было в избытке, под рукой у сотрудников всегда лежали бесплатные образцы всех видов медикамента, рефрижераторы были набиты им до отказа. Лотар Фалькен приехал на этот прием, посчитав, что если «Нансей» собирается строить в этой стране завод электроники, то почему бы и их компании не открыть здесь свое производство. Теперь он стоял и смотрел на человека, который умер, не дождавшись инсулина. Он не смог спасти ему жизнь, но мог, по крайней мере, избавить его от посмертного надругательства.
Гэн перевел сказанное, стараясь подбирать слова так, чтобы задумка террористов выглядела как можно хуже, ведь он тоже не желал видеть, как стреляют в несчастного аккомпаниатора.
Командир Эктор вытащил пистолет и задумчиво посмотрел на пол.
– Это смешно, – сказал он.
Роксана Косс подняла на него глаза.
– В кого он собирается стрелять? – спросила она Гэна.
– Ни в кого, – заверил ее Гэн.
Она вытерла пальцами глаза.
– Но он же не чистить вытащил свой пистолет? Может, он теперь собирается убивать нас? – Голос ее был усталым, будничным, как будто Роксана Косс сверялась со списком хозяйственных дел.
– Вам лучше сказать ей всю правду, – прошептал Гэну вице-президент. – Если кто и может остановить это безобразие, то только она.
В компетенцию Гэна не входило решать, что для Роксаны Косс лучше, а что хуже, что говорить ей, а что нет. Он ее совсем не знал. Он понятия не имел, как она воспримет такое известие. Но тут она тронула его колено точно так же, как человек, стараясь убедить собеседника, легонько трогает того за локоть. Гэн взглянул на знаменитую руку, касавшуюся его ноги, и смутился.
– По-английски! – потребовала она.
– Они хотят стрелять в него, – признался Гэн.
– Но он же мертвый! – уточнила она на тот случай, если командиры этого еще не поняли. – Как сказать по-испански «мертвый»?
– Difunto, – ответил Гэн.
– Difunto! – Голос ее взлетел до самых верхних регистров. Она встала. В какой-то момент она совершила ошибку, сняв с ног туфли, и теперь в комнате, полной мужчин, казалась совсем крошкой. Даже вице-президент был выше ее на несколько сантиметров. Но когда Роксана Косс расправляла плечи и гордо поднимала голову, она, казалось, вырастала, как будто за годы, проведенные на сцене, научилась менять не только голос, но и свою сущность. А на этот раз бушевавший в ней гнев словно возвысил певицу над всеми окружающими. – Учтите, – обратилась она к командирам, – каждая пуля, выпущенная в этого человека, прежде пройдет через меня!
Она чувствовала себя ужасно виноватой перед аккомпаниатором. Тогда, в самолете она потребовала у стюардессы, чтобы та нашла ей другое место в самолете, но салон был набит до отказа. В попытках его успокоить она проявила немалую жестокость.
Роксана Косс указала пальцем на Гэна, который помялся, но все-таки перевел им то, что она сказала.
Стоящие вокруг, словно на выставке, мужчины горячо одобрили происходящее. Такая любовь! Он умер за нее, она умрет за него!
– Вы захватили женщину, американку и человека, известного во всем мире, и если вы меня убьете, а вам, уж поверьте, придется… Вам все понятно? – повернулась она к переводчику. – То гнев Божий падет на вас и на весь ваш народ!
Гэн переводил четко и дословно, но все присутствующие и без того прекрасно понимали, о чем она говорит. Точно так же они понимали Роксану Косс, когда она пела Пуччини по-итальянски.
– Уберите его отсюда! Выбросьте его, если вам надо, за ворота, пусть те, кто там стоит, отправят его домой в гробу! – На лбу у Роксаны Косс проступил пот, и ее лицо сияло, точно у Жанны д’Арк перед сожжением. Закончив свою тираду, она вздохнула во всю глубину своих могучих легких и снова села на пол – спиной к командирам – и склонила голову к груди своего аккомпаниатора. Грудь была совершенно неподвижной. Роксана Косс с удивлением обнаружила, что ей приятно прикасаться к телу аккомпаниатора, и в недоумении спрашивала себя: неужели именно теперь, после его смерти, она начинает его любить? Чтобы поддержать в себе это чувство, она его поцеловала. Губы аккомпаниатора были дряблыми и холодными, а зубы под ними – твердыми, неподатливыми.
Откуда-то из середины толпы выступил господин Хосокава и достал из кармана чистый и выглаженный носовой платок. Как дико, подумал он, оказаться в таком унизительном положении, что можешь предложить женщине лишь такую малость. Тем не менее Роксана Косс охотно взяла платок, словно только о нем и мечтала, и приложила к глазам.
