А назвать его, например, «вкусной конфетой». При этом предварительно завернув начинку с «опиумом» в красивую обертку.
Сегодня в наших книжных магазинах — широкий ассортимент таких «конфет» в разных ярких обертках. На обертках написано: «Экономика», «Экономическая теория», «Деньги», «Банковское дело», «Финансы», «Социология», «Философия», «История экономических учений» и т. д. и т. п. Но почти у всех этих «конфет» одинаковая начинка — «опиум» религии денег. Подобного рода книги (учебники и монографии) написаны на «птичьем» языке, разработанном специально для «плебса», «непосвященных», «профанов». Такой язык позволяет эффективно и быстро внедрять в сознание (вернее — в подсознание) «профана» догматы религии денег и превращать его в убежденного последователя и даже фанатика этой религии.
Богословие религии денег для «посвященных» скрыто за семью печатями от глаз и ушей «профанов». Но мы можем понять духовную сущность капитализма лишь тогда, когда увидим обе стороны «монеты» под названием «религия денег». Для получения доступа к «тайному знанию» религии денег совсем не обязательно искать в потаенных сейфах какие-то рукописи или книги типа «Протоколов сионских мудрецов», вербовать своих агентов в масонских ложах или самому с риском для жизни проникать в тайные общества «избранных». Для понимания этих тайн можно пользоваться работами святых отцов христианской Церкви. Обладая «духовным зрением», они проникали в секреты «тайного знания» и вскрывали планы «отцов-основателей» религии денег. Опираясь на мудрые советы и подсказки святых отцов, можно научиться постигать тайный смысл «птичьего языка» современной «научной» и «учебной» литературы и расшифровывать эзотерические догматы религии денег. Догматы крайне примитивные и циничные.
Второе предварительное замечание: о материальной и денежной формах богатства
Деньги при капитализме — концентрированное выражение богатства. В мире есть грубое физическое богатство в виде земли, лесов, месторождений полезных ископаемых, зданий, фабрик, машин, картин и других произведений искусства, яхт, дворцов и подобного рода объектов, прочно «привязанных» к материальному миру. В отличие от физического богатства деньги отрываются от презренной «материи» и превращаются в некую идеальную сущность. Эта идеальная сущность, подобно зеркалу, может достаточно точно отражать материальный мир — при условии, что деньги в обществе являются лишь средством обмена и платежей, т.е. выполняют исключительно технические функции. Отягощение денег некими дополнительными функциями, выходящими за рамки технических
[330], приводит к тому, что «денежное зеркало» начинает отражать мир вещей в искаженном виде. А сегодня мир денег почти полностью «эмансипировался» от материального мира и начал жить самостоятельно.
Такая относительная (а сегодня — почти полная) автономность денежной сферы от реальной экономики создает предпосылки для восприятия людьми денег как некоего «неземного» и даже «духовного» начала, от которого зависит земная жизнь отдельного человека и общества в целом. В нашу эпоху зрелой «денежной цивилизации» «среднестатистический» человек склонен видеть в деньгах божественное начало и активно ему поклоняется.
Восприятие истинным поклонником религии денег мира несколько напоминает схему мира по Платону: есть мир идей (по-гречески «эйдосов»), а есть мир вещей. Идеи первичны, гармоничны и совершенны, вещи вторичны и могут представлять некий, весьма далекий от совершенства «слепок» соответствующей идеи. Идеи вечны, неизменны и прекрасны; вещи тленны, текучи, в них прекрасное смешано с безобразным. Уставшая и измученная от испытаний и тягот этого несовершенного материального, земного мира человеческая душа стремится в горний мир идей, восходит к идеальному началу. В этой платоновской схеме на место «эйдосов» заступают деньги. Тем более что сегодня деньги потеряли свое материальное начало, превратились в чисто виртуальную категорию. Но при этом виртуальные деньги могут творить и творят реальный, физический мир. Поскольку мир формируется с помощью денег-идей (денежных «эйдосов»), то люди определенного религиозного настроя стремятся быть ближе к началам мира, а в идеале — обладать этими началами. Они уверены, что такое обладание дает им ключ к обладанию всем миром, дает возможность строить его по своему разумению, управлять им по своему разумению и быть во всем «как Боги». Если у Платона мир идей наполнен разными «эйдосами», качественно отличающимися один от другого, то мир денег имеет лишь количественные, но не качественные характеристики.
Капитализм с его религией денег — числократия, цифрократия. То есть общество, в котором власть принадлежит числу, цифре. Точнее, тем, кто обладает деньгами, имеющими лишь количественное измерение. Христианская цивилизация базируется на слове («вначале было Слово»), капитализм — на числе. Окончательный переход от «Слова» к «числу» произошел в Европе в период Реформации и формирования протестантизма. Физический мир, мир человеческих отношений, мир отношений человека и Бога, стал оцениваться исключительно с помощью числа. В эпоху Реформации, между прочим, началось бурное развитие прикладных наук и математики, которая была необходима для быстрого научно-технического прогресса
[331]. Математика заняла главенствующее место в системе наук. Более того, появилось твердое убеждение, что любое истинное знание обязательно должно опираться на математику.
Немалую лепту в формирование числократии внесла европейская философия. Протестантская Европа жила под гипнозом идей немецкого философа Эммануила Канта (1724— 1804), который для протестантизма был примерно тем же, чем для католицизма — Фома Аквинский, т. е. непререкаемым авторитетом. Так вот, для европейской науки стали догматом следующие слова Канта: «В каждой науке собственно столько науки, сколько в ней заключено математики».
Среди философов Нового времени (в контексте изу-че-ния проблемы числократии) следует выделить английского философа, социолога и юриста Иеремию Бентама (1748—1832) с его теорией утилитаризма. Утилитаризм — этическая система, предполагающая, что в основе всякой человеческой деятельности лежит начало пользы, интереса, стремления к счастью. Мораль должна быть основана на том же принципе личной пользы, причем сумма общих польз составляет всеобщее благо, или счастье. Формула Бентама для отдельной личности, государства и общества в целом: «Максимально возможная сумма счастья для возможно большого числа людей». Идеи Бентама легли в основу появившейся в Новое время политической экономии, и с тех пор они остаются ключевой парадигмой западной экономической науки. Наш русский экономист и философ С. Булгаков (1871—1944) в своей работе «Философия хозяйства» (1912) называл бентамизм «моральной арифметикой», стремлением «применения числа к этике». В большинстве экономических работ нашего времени (начало XXI века) математические расчеты и формулы окончательно вытеснили проблемы этики, при этом создав видимость того, что это и есть «наука». С. Булгаков сто лет назад писал: «Все, что содержит «факты», особенно же в каббалистической форме статистической таблицы, теперь принимается за науку»
[332].
