Итак, очевидно, что индивидуализм как капиталистический принцип жизни диаметрально противоположен взглядам христианства на человека и общественное устройство.
С. Ф. Шарапов
Капитализм и христианство — два духовных полюса
Подведем некоторые итоги. Открытый столетие назад Максом Вебером «дух капитализма» — порождение в первую очередь не религии протестантизма, а религии денег. Протестантизм — лишь одно из проявлений этой глобальной и глубинной религии денег. В том, что духовной составляющей капитализма является особая религия, сомнений нет. К такому выводу приходят многие исследователи капитализма (могут лишь различаться названия, даваемые этой религии: «религия денег», «религия золотого тельца», «религия мамоны» и т. п.). Так, описывая события XVI века в Голландии, которые дали старт развитию современного капитализма, А. Ваджра использует термин «религия золотого тельца»: « ... деньги теряют свое извечное назначение — средства обмена — и превращаются в объект непосредственного культового поклонения, когда вся жизнь адептов религии золотого тельца преобразуется в повседневный ритуал. Со временем эта религия целиком поглотила западное общество, подчинив себе все стороны человеческой жизни, низведя людей до состояния существ, с маниакальным упорством стремящихся к главной цели своего существования — максимальному обогащению»
[323].
Наш беглый обзор некоторых «догматов» «религии денег» в сравнении с установками христианства показал, что:
— в «религии денег» главным «экономическим догматом» является установка на стяжание человеком земных благ, накопление богатства; в христианстве — достаток (в некоторых случаях — добровольная бедность); духовными источниками капиталистического стяжательства являются многочисленные страсти человека; христианская ориентация на бедность или достаток продиктована задачами духовного спасения человека;
— в «религии денег» реализация главной целевой установки (накопление богатства) предполагает использование любых средств, и наиболее «эффективными» среди них оказываются те, которые основаны на использовании человеческих страстей и пороков (сребролюбие, гордыня, удовлетворение плотских похотей, страсть к потреблению, обман, убийства, различные формы духовно-нравственного насилия и т. п.); в христианстве экономическая деятельность не только исключает использование человеческих страстей и пороков, но и рассматривается как средство духовного спасения человека (через труд как творческую деятельность);
— в «религии денег» непререкаемым является «догмат» о «святости частной собственности»; в христианстве социальным идеалом является коллективная трудовая и общественная собственность;
— в «религии денег» идеалами социально-экономического устройства человеческой жизни являются индивидуализм, разъединение людей и борьба их между собой (в сфере экономики — конкуренция); в христианстве — коллективизм и общинные формы жизни (в сфере экономики — сотрудничество и взаимопомощь).
В хозяйственной этике христианства ключевым принципом является борьба человека с грехом и страстями как условие личного спасения и организации такого способа хозяйствования, который облегчает спасение всем (реализация заповеди любви). В хозяйственной этике капитализма упор всегда делался на использование греховной природы человека, эксплуатацию его страстей. Раньше со стороны его идеологов делались попытки возвысить капитализм в лице общества, представить его как носитель неких христианских «идеалов» (естественно, извращенных до неузнаваемости). По нашему мнению, именно этим можно объяснить такую необычную популярность книги Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма». Ведь ее автор пытался показать, что носители «духа капитализма» все-таки руководствовались христианскими идеалами (просто эти идеалы отличались от общепринятых в те времена представлений). У Вебера наблюдается определенная героизация этих «первопроходцев» капитализма. Да, религия этих «первопроходцев» имела свои «нюансы» по сравнению с католицизмом и православием, но все-таки они были христианами! Так что книга Вебера имеет вполне очевидную идеологическую «заряженность» (несмотря на то, что в академических кругах ее принято считать непревзойденным образчиком «объективной», «непредвзятой» социологической науки).
Между прочим, примерно в одно время с Вебером жил и творил уже упоминавшийся нам Сергей Шарапов (1856—1911), известный русский экономист и публицист славянофильского направления. Сергей Федорович смотрел на современное ему общество совершенно другими глазами. Выше мы уже говорили, что Шарапов считал неприемлемой навязываемую западной экономической «наукой» конкуренцию как «норму жизни», как «естественный» социальный закон. Шарапов совершенно справедливо отмечает, что конкурентная борьба не только не соответствует христианским принципам жизни, но и прямо ведет к уничтожению христианской цивилизации. Конкуренция как «борьба эгоизмов» стала обыденным явлением даже в российской жизни конца XIX—XX веков, люди перестали чувствовать противоестественность этой борьбы. Особенно после того, как рыночный разбой получил оправдание и обоснование в виде соответствующих правовых норм. «Ясно, что ум мыслителей, окруженный в жизни, в вере и в науке одной борьбой, не мог не перенести ее и в область экономии, где борьба совершается вполне открыто на глазах зрителя, где сильный рвет у слабого, что непосредственные, ближайшие, по крайней мере, формы борьбы облечены в совершенно приличную оболочку, что нет ни грубого насилия, ни стонов, как в те времена, когда сильные брали слабого за горло. Теперь та же или, может быть, еще более ужаснейшая борьба совершается без воплей и стонов. Утром заглянули в газету, в полдень написали на бумажке несколько цифр — к вечеру часть имущества, а иногда и все имущество одного самым несправедливым по существу образом перешло к другому. Жаловаться некому и не на кого. Вас ограбил не Петр, не Иван, не разбойник-рыцарь, вас ограбила биржа, ограбил неизвестно кто, вас раздавила невидимая рука, одетая в мягкую перчатку «правового порядка», — отмечал С. Ф. Шарапов в своей работе «Бумажный рубль».
Западная цивилизация выпустила из бутылки «джинна эгоизма» (или «джинна индивидуализма»), а обуздать его никак не может. «Раскупоривали бутылку» с этим «джинном» европейские философы, «просветители», экономисты и социологи (яркий их представитель — Иеремия Бентам с его теорией «утилитаризма»). Кажется, европейские «ученые» сами в душе ужасаются тем последствиям, к которым привел, приводит и будет приводить «джинн эгоизма». Западная наука в полной растерянности, и ей ничего не остается, как «делать хорошую мину при плохой игре»: оправдывать свои теории «благотворного» влияния «борьбы эгоизмов» на общество и человека и предлагать какие-то бесполезные «примочки» для зараженного смертельным вирусом «эгоизма» и «индивидуализма» западного общества.
