Жан Кальвин
И наконец, еще один принципиальный момент. Вебер совершенно неоправданно приписал всему протестантизму наличие «духа капитализма», отмечая лишь, что в одних направлениях протестантизма он был более ярко выражен, а в других — менее. Однако более глубокое изучение протестантизма показывает, что в некоторых его течениях присутствовал дух, прямо противоположный (с социально-экономической точки зрения) «духу капитализма». Речь идет о «духе социализма». Следует сказать, что, подобно тому, как «дух капитализма» зарождался в недрах католической церкви еще задолго до Реформации, точно так же и «дух социализма» витал над Европой уже в те времена, когда, казалось, позиции католицизма были незыблемы. Носителями этого духа были и катары (XI век), и братья свободного духа и апостольские братья (XII век), и табориты (XVвек) и т. п. Они также внесли свою скромную лепту в Реформацию. Одной из первых протестантских сект, возникших на волне Реформации, были анабаптисты («перекрещенцы»). Движение анабаптистов началось в Германии, а затем в XVI веке распространилось на Швейцарию, Австрию, Чехию, Данию и Голландию. В XVII веке оно перекинулось в Англию. Наиболее видными фигурами анабаптизма были «апостолы» Клаус Штрох, Томас Мюнцер, Иоганн Бокелзон (Иоанн Лейденский).
Движение анабаптистов носило ярко выраженный антиклерикальный характер, выдвигало лозунги тотального обобществления имущества и даже жен. Кровавый эксперимент по созданию «социалистического строя» был проведен Иоганном Бокелзоном в германском городе Мюльгаузене в 1534-1535 гг. Мы не ставим своей задачей дать критический анализ теологической и социалистической доктрины анабаптистов и рассказать об их «социалистических экспериментах». Все это читатель может найти в интересной книге И. Р. Шафаревича «Социализм как явление мировой истории». Мы вспоминаем в данном случае о «протестантском социализме» лишь для того, чтобы показать, насколько М. Вебер упрощал и искажал социальную доктрину протестантизма. Кстати, анабаптисты не были единственным течением в рамках протестантизма, которое выдвигало социалистические идеи. Тот же Шафаревич отмечает, что к идеям социализма в Англии были близки также наиболее радикальные пуритане, секты мормонов, рентеров, диггеров, левеллеров и др. Некоторые из них позднее переродились в чисто социально-политические движения, утратив свою религиозную природу.
И. Р. Шафаревич
Западная философия как источник «духа капитализма»
Если в отношениях с народом последовательные борцы за капитализм делали ставку все-таки на религиозное чувство, то, обращаясь к «верхам», они апеллировали к разуму. Для этого главные носители «духа капитализма» стали активно прибегать к помощи совершенно нового типа проповедников — «профессиональных» философов.
Философы уже вообще обходились без религии — они делали ставку на логику, рационализм, «естественное право» и т. п. Такие светские философы — предтечи буржуазной революции — появились в первую очередь в Англии. Среди них особенно выделялись Фрэнсис Бэкон (1561— 1626) и Томас Гоббс (1586—1679).
Фрэнсис Бэкон
Мы не собираемся детально анализировать их философские взгляды. Отметим лишь, что они проповедовали откровенный материализм, агностицизм и даже откровенный атеизм. Ф. Бэкон, в частности, предлагал провести четкую грань между верой и знанием, религией и наукой. Т. Гоббса часто вообще называют «отцом неверия». Так что «дух капитализма» порождала не столько новая религиозная этика, как это представлял Вебер, сколько безбожная английская (и не только английская) философия. Она представляла человека не как творение Бога, а как эгоистичное животное с определенным набором чувств и инстинктов (прежде всего — алчности, честолюбия и страха). Фактически в этом эгоистичном животном уже просматривался идеал «рыночной экономики» — homo economicus («человек экономический»). Последующие поколения «профессиональных» философов и экономистов занимались тем, что пропагандировали этот идеал, продвигали его в «массы». Вот как кратко А. Ваджра описывает «вклад» английской философии XVII века в формирование «духа капитализма» как в самой Англии, так и за ее пределами: «Постепенное редуцирование человеческой природы во взглядах английских мыслителей стимулировало ее трансформацию от человека как духовного существа, созданного Богом, до разумного животного, погрязшего в пороках. Возникнув в высших слоях общества, данное мировоззрение со временем овладело и народными массами. Естественно, что оно не могло не выдвинуть на первое по своей значимости место инстинкты. При этом превращение индивида в некую совокупность первичных, диких инстинктов было подано как величайшее достижение европейской науки, как раскрытие наиглавнейшей тайны человеческой природы.
Так через идеологическое индуцирование, путем целенаправленной информационно-психологической обработки масс создавался человек нового типа. Настойчиво внедряемое в сознание англичан, а затем и европейцев представление о человеке как о плохо поддающемся окультуриванию опасном животном постепенно делало его таковым. Это, в свою очередь, привело к духовно-психологической изоляции индивидов и их деятельному противопоставлению, требовавшему создания соответствующих эффективных социальных и психологических конструкций укрощения якобы хищнической природы человека»
[84].
Так называемое «гражданское общество», которое сегодня в России рассматривается в качестве идеала социальной организации, было обосновано именно философами эпохи раннего капитализма. Постоянно внушавшийся западному человеку страх должен был, по замыслу философов, стать гарантией «вечного мира». Т. Гоббс считал, что именно изначальный страх породил в обществе законы и государственный аппарат для подавления изначально порочной человеческой природы. Государство с его репрессивным аппаратом фактически призвано было стать «земным Богом» для порочного человека.
Томас Гоббс
Вебер явно переоценивал религиозную мотивацию «первопроходцев» капитализма. Диакон Андрей Климов подмечает эту особенность психологии пионеров протестантизма (кальвинизма): «Объективности ради следует заметить: Кальвин говорил, что Бог метит своих избранных не только богатством, но и страданием, но вторая часть как-то не нашла признания. Люди услышали только то, что деньги есть признак богоизбранности. Это было революционно новое заявление. Поначалу на него мало кто обращал внимание. Религия к тому времени утратила статус института, задающего направление обществу. Католические и протестантские богословы спорили на обочине жизни, хорошо это или плохо. У Кальвина находились последователи. Не потому, что они разбирались в тонкостях доказательной базы, утверждавшей за деньгами спасительную для души силу, а потому, что это заявление соответствовало их внутреннему стремлению. Религия Кальвина фактически узаконила добывание денег любыми путями... Корни колоссального успеха здесь в том, что масса охотнее принимает не то, что истинно (в этом она разобраться не может), а то, что соответствует ее желаниям и чувственной сфере»
[85].
