Много позже, когда она оделась и заварила себе чай, телефон снова зазвонил. Пропустив два сигнала, она взяла трубку. Пусть себе говорит: она не скажет ни слова, как будто у него и не было прошлой ночи.
– Зоуи? Дорогая, я понимаю, для тебя это страшная рань, но я счел своим долгом позвонить…
Это был Руперт. Он сказал, что вчера вечером звонил Хью: они с Эдвардом обеспокоены сложившимся положением, Хью считает, что если так пойдет и дальше, оставаться в Лондоне небезопасно. Он пытался дозвониться до нее еще вчера, но она, наверное, уезжала. Так она сможет вместе с матерью приехать сегодня же, утренним поездом? И он добавил, что есть поезд в десять двадцать пять.
Зоуи услышала собственный голос, объясняющий, что ее мать уехала, а сама она все равно собиралась вернуться сегодня.
– Ты уже звонил раньше? – спросила она.
– Боже упаси, нет. Я же знаю, что бывает, если разбудить тебя телефонным звонком. Ладно, встречу тебя в Бэттле. Всего хорошего, милая.
Она повесила трубку; ее трясло, ноги подкашивались. Неверными шагами она добрела до гостиной и рухнула на позолоченный стул возле лампы. Руперта она услышала слишком рано. Впечатления были еще свежи, она еще не пришла в себя, ей требовалось время, прежде чем она сможет снова увидеться с ним, а времени у нее не осталось. Расплакавшись, она попыталась построить версию событий, которая выглядела бы сносно. В общении с этим человеком она зашла слишком далеко, он воспользовался этим – изнасиловал ее. Но на самом деле он ее не насиловал. Она не виновата в том, что оказалась настолько желанной, ведь он намного старше, а она говорила ему, что замужем и не расстанется со своим мужем, так почему же он просто не смирился с этим и не оставил ее в покое? Но она пыталась привлечь его, хотела, чтобы он влюбился в нее, и до всего остального ей не было дела. «Ах вы маленькая лгунья!»
Он настолько сильно влюбился в нее, что не мог не предаться с ней любви – ей казалось, что она вправе приписать ему хотя бы эти чувства. Но теперь она понимала, что прошлая ночь не имела к любви никакого отношения. Она не благосклонно отдалась ему: «О, Филип! Прошу… прошу вас!» Он обольстил ее, у него наверняка огромный опыт, в его постели перебывали десятки женщин. Он все продумал с самого начала. И если бы прошлой ночью она воспротивилась, он, вероятно, взял бы ее силой. Но если каждый вечер ходишь танцевать с мужчиной, зная, что его безудержно влечет к тебе, а потом приглашаешь к себе в квартиру, зная, что она пуста, чего еще можно ожидать? Как это он сказал? Что-то насчет ее слабостей, которых она не знает. А теперь, похоже, она не знала ничего другого и всецело состояла из них. Она и впрямь чувствовала себя слабой, низведенной до уровня… она никак не могла подобрать слово – животного? Потаскухи? Но они ведь, кажется, делают это за деньги? Если бы прошлой ночью встал денежный вопрос, платить была бы вынуждена она… Никакими стараниями ей не удавалось восстановить события так, чтобы они не вызывали чувства неловкости. Она погасила лампу и, устало ссутулившись, принялась подбирать с пола одежду, одеваться и укладывать чемодан, готовясь к возвращению в Суссекс.
* * *
Тем же утром во время завтрака Реймонд позвонил в Милл-Фарм с известием о смерти тети Лины. Нора сразу поняла, что произошло, услышав, как ее мать говорит каким-то не своим, искусственным голосом. Норе казалось, что никто не станет всерьез горевать о смерти тети Лины, ведь она была ужасно старой, хоть и радоваться тут нечему, однако она заметила, что тетя Вилли как будто заразилась маминым голосом, и теперь они одинаково восклицали, какое это горе. Похороны состоятся в понедельник, сказала Джессика, Реймонд решил, что Анджела и Кристофер должны сопровождать ее в поездке во Френшем.
– Ой, а можно и мне тоже? – попросила Нора. – Я еще никогда не бывала на похоронах!
– Бывала, – возразил Невилл. – На похоронах Бексхилла на прошлой неделе. Ты тоже присутствовала.
– Недели нет! – задумчиво произнесла Луиза. – И целы башмаки, в которых рыбкин гроб сопровождала…
– Тише, дети! А если вы уже позавтракали – идите.
Лидия сразу же уселась на место.
– Мамочка, а куда бы ты хотела, чтобы мы пошли? То есть куда бы хотела больше всего?
– К чертям, – подсказал Невилл, – ну или в уборную, наверное.
Джуди, которая всегда ела медленно, запихала свой тост в рот и спросила:
– А хоронить толстых трудно? Тетя Лина была просто великаншей, – пояснила она.
– Джуди, будь любезна замолчать и покинуть комнату!
– Вот и нам тоже пора, – сказала Луиза Норе, пока их не выставили.
Вилли вздохнула с облегчением, а потом сообразила, что Анджела все еще с ними.
– Не волнуйся, мама, мне тоже пора, а то я опоздаю на сеанс.
И она действительно позировала Руперту, который писал ее портрет, – ежедневно с десяти до часу, благодаря чему она проводила наедине с ним по несколько часов, не говоря ни слова. Портрет был почти закончен, но Анджела лелеяла надежду, что он начнет еще один.
– Порой я опасаюсь, как бы она не увлеклась Рупертом, – заметила Джессика, когда ее дочь покинула столовую.
– О, это совершенно неважно. Рупертом она может увлекаться сколько угодно. Думаю, она просто в восторге от того, что с нее пишут портрет. Помнишь, как ликовала ты, когда Генри Форд рисовал тебя для книги сказок?
– Да, но до него-то самого мне не было ровным счетом никакого дела. Просто взыграло тщеславие, – она слегка встряхнулась. – Господи, бедный Реймонд! Ему придется взять на себя все устройство похорон, а он ничего не смыслит в таких делах.
– Видимо, тебе придется ехать?
– Разумеется. Вот только детей мне бы не хотелось брать с собой. Кристофер страшно разнервничается, Реймонд начнет злиться на него, а Анджела, вероятно, надуется и скажет, что у нее нет подходящей одежды. И если уж на то пошло, у меня тоже.
– Могу дать тебе свое платье – черное с белым, если оно тебе не слишком коротко. А если ты оставишь детей здесь, значит, вернешься быстрее.
Вилли не говорила Джессике о своей возможной беременности, но знала, что будет скучать по сестре: больше она ни с кем не была настолько близка. Мало того, пробыв несколько недель рядом с Джессикой, Вилли осознала, как она одинока.
* * *
Тем же утром в одиннадцать один из грузовиков компании «Казалет» занял всю подъездную дорожку, водитель выбрался из кабины и постучал в окно кухни огрызком карандаша, вынутым из-за уха. Миссис Криппс, поглощенная приготовлением рагу по-ирландски из семи фунтов костистой части бараньей шеи, послала Дотти разыскать миссис Казалет-старшую. Но Дотти с поисками справилась неважно. И потому исчезла, зная, что с невыполненным распоряжением к миссис Криппс лучше не возвращаться. Время шло; водитель удалился в кабину, где съел булку, посыпанную тертым кокосом, выпил термос чаю и прочитал Star. Миссис Криппс совсем о нем забыла – до тех пор, пока ей не понадобилась корзина слив «виктория» и она не сообразила, что Дотти так и не принесла ее от задней двери, куда ее доставил Макалпайн. Пронзительным голосом миссис Криппс принялась звать Дотти, Айлин сказала, что уже довольно давно ее не видела, а сливы стоят на прежнем месте – на самом солнцепеке, и к ним уже слетелись осы.
