* * *
– Так, посмотрим… пятнадцатого у вас должно было начаться в первый раз?
– Вообще-то, во второй. Один раз я уже пропустила. Честно говоря, Боб, по-моему, вряд ли я могу…
– Ну-ну, давайте не будем спешить с выводами. Пройдите за ширму, будьте добры раздеться ниже пояса, и мы вас посмотрим. Но имейте в виду: вероятно, для полной уверенности еще слишком рано.
Но я-то уже уверена, мысленно отозвалась Вилли, следуя распоряжениям доктора Баллатера. Семейная шутка невесток о поездке с Тонбриджем, которая рассеивает все сомнения насчет беременности, поскольку он неизменно начинал возить их со скоростью двенадцать миль в час примерно через пять недель после зачатия, этим утром оказалась для нее совсем не шуткой. Тонбридж вез ее с такой траурной медлительностью, что она боялась опоздать на поезд. И все-таки на жесткую высокую кушетку она легла, охваченная отчаянной надеждой. А если худшие опасения оправдаются, Боб не только прекрасный врач общей практики, принимавший и Луизу, и Лидию, но и друг: зимой по воскресеньям они с Эдвардом играли в гольф и регулярно бывали друг у друга на ужинах. Если кто-то и способен ей помочь, то наверняка он.
– Ну что ж… – произнес он несколько неловких минут спустя, – я, конечно, не могу утверждать наверняка, но думаю, что вы, весьма вероятно, правы.
С внезапностью, сконфузившей ее, Вилли разрыдалась. Она собиралась вести себя спокойно, рассудительно и логично, и вдруг оказалось, что она судорожно всхлипывает, чувствуя себя глупо в полуодетом виде, а сумочка вместе с носовым платком остались в кресле возле его стола. Безо всяких просьб он принес ей сумочку, предложил одеться, а потом поговорить. Когда она вышла к нему, на столе уже стояли неведомо откуда взявшиеся чашки с чаем, он предложил ей сигарету.
– Итак, – начал он, – предположим, что вы действительно беременны. Вас беспокоит ваш возраст?
– Пожалуй… да, в том числе.
– Потому что лично меня он нисколько не тревожит. Вы здоровая женщина, у вас уже трое здоровых детей. Это совсем не то, что первый раз в… если не ошибаюсь, сорок лет?
– Сорок два. Но не только в этом дело, я чувствую себя слишком старой, чтобы начинать все заново – и потом, это будет уже не так интересно, просто еще один ребенок. – Ей хотелось сказать: «Я просто ни в коем случае не хочу еще одного ребенка», но он не только врач, но и мужчина, так что вряд ли поймет. – И Эдвард, я уверена, больше не хочет детей, – добавила она.
– Ну, Эдвард вряд ли станет возражать. Главное, что он может себе это позволить. Насколько я понимаю, вы с ним еще не говорили, но ручаюсь, он будет рад-радешенек, когда узнает. – Во время краткой паузы оба напряженно думали, что же сказать дальше.
– А это не может быть… начало перемен… со мной?
– Приливов нет? Ночных потов?
Она решительно покачала головой, покраснев от этих отвратительных уточнений.
– Чувства подавленности?
– Вообще-то, есть – вот по этому поводу я в самом деле не готова иметь еще одного ребенка.
– Ну, в таких делах у нас нет выбора. И я знаю немало женщин, которые считали, что больше не хотят детей, а с рождением ребенка обнаружили, что ошибались.
– Значит, вы считаете, что я ничего, решительно ничего не могу предпринять?
– Да, считаю, – резким тоном ответил он, – и надеюсь, что я не прочитал ваши мысли, дорогая моя, но на всякий случай позвольте сказать вам две вещи. Я готов оказать вам любую помощь, но даже не подумаю помочь вам избавиться от ребенка. В этом кабинете мне доводилось принимать женщин, которые отдали бы все, что имеют, лишь бы очутиться в вашем положении. Кроме того, советую даже не пытаться искать другие способы. Мне случалось принимать и женщин, искалеченных подпольными абортами. Я хочу, чтобы вы пообещали мне ничего не предпринимать и прийти сюда через шесть недель, чтобы мы могли подтвердить либо ваше положение, либо его отсутствие, – он наклонился над столом и взял ее за руку. – Вилли, обещаю вам: я буду поддерживать вас от начала до конца. А теперь вы дайте мне обещание.
И ей пришлось дать его.
Провожая ее до двери и считая необходимым развеять легкое напряжение, он спросил, обеспокоен ли Эдвард кризисом, и она ответила, что вряд ли.
– Впрочем, я с ним не виделась, ведь я в Суссексе с детьми, а он в прошлые выходные не смог приехать.
– Вот как? Ну что ж, детям лучше побыть там – лучше для них. Мэри увезла моих двоих в Шотландию, и я уже подумываю оставить их там еще на несколько недель, пока ситуация не прояснится.
– Значит, она вас беспокоит?
– Нет-нет, я уверен, наш невозмутимый премьер-министр справится. Не могу не восхищаться тем, что он впервые вступил в должность в возрасте шестидесяти девяти лет. При том, что он вряд ли знает по-немецки хотя бы слово. Это впечатляет. Берегите себя, дорогая. И помните о том, что я сказал.
На улице она остановилась в нерешительности: она обещала Джессике и матери вернуться поездом в четыре двадцать до Бэттла, но до Лэнсдаун-роуд было рукой подать, и ей вдруг нестерпимо захотелось к себе домой, туда, где, к счастью, нет никого из родных, захотелось выпить чаю и отдохнуть, а потом провести тихий вечер с Эдвардом, с которым, как ей казалось, она могла бы даже поговорить по душам. И она прошла через длинный Лэдброук-Сквер, где сейчас, летом, не было ни колясок, ни нянь с детьми, до Лэдброук-Гроув, где увидела, что вся широкая проезжая часть застелена соломой, потому что в большом доме на углу умирал старый джентльмен. Она миновала дом Хью и Сибил, ставни на окнах которого были закрыты, а сам дом выглядел наглухо запертым, хотя она знала, что Хью в будни живет здесь, потом повернула на Лэдброук-роуд. Когда вдалеке показался ее дом, она испытала прилив облегчения: в деревне, конечно, замечательно, но на самом деле она обожала Лондон и в особенности этот дом. Эдна сейчас там, если у нее не выходной, значит, приготовит ей чай и ванну. День выдался душный и пасмурный, Вилли казалась самой себе жаркой и липкой.
Сама открыв дверь тихого дома, она вспомнила, что сегодня среда, значит, Эдны почти наверняка нет. Придется самой готовить чай, подумала она; интересно, удастся ли найти все необходимое? На столике в холле двумя стопками громоздились письма, но все они были, кажется, адресованы Эдварду: некрасиво с его стороны накапливать их вот так непрочитанными. Она решила позвонить ему сразу же, сообщить, что она дома, – на случай, если он решит поиграть на бильярде у себя в клубе или заняться еще чем-нибудь. Кабинет, где стоял телефон, выглядел запыленным, большая пепельница у телефона была полна окурков Эдварда – похоже, ее не опорожняли уже несколько дней. Вилли оставалось лишь надеяться, что в остальном дом выглядит не так запущенно, иначе ей придется рассчитать Эдну. Она дозвонилась до конторы, попросила позвать к телефону Эдварда, последовала пауза, а потом ей ответила мисс Сифенг: мистер Эдвард уехал на обед и предупредил, что сегодня в контору уже не вернется. К ее огромному сожалению, она не знает, куда он уехал. Она сообщит ему о звонке миссис Эдвард утром, как только он придет, и попросит его первым же делом перезвонить в Милл-Фарм. И повесила трубку, прежде чем Вилли успела сообщить, что она в Лондоне. Не в этом дело, подумала она. Я могла быть где угодно. Лишившись вечера, которого она уже ожидала с нетерпением, она почувствовала, что ее раздражает буквально все. Она добрела до гостиной, где жалюзи были опущены. В гостиной царила страшная духота, пахло дымом и еще какой-то затхлостью, а когда она подняла жалюзи, то увидела вазу с полуувядшими гвоздиками и решила, что пахнут они. Эдна и вправду пренебрегала своей работой: чтобы не лениться, ей явно недоставало присутствия Филлис. Пить чай Вилли передумала, а потом решила, что, пожалуй, выпьет большой стакан джина с тоником в ванне. Затем ей пришло в голову позвонить в клуб Эдварда, на случай, если он там. Там его не оказалось. Лучшая ванная в доме прилегала к гардеробной Эдварда, и она была в полном беспорядке. Вилли поняла, что Эдна, должно быть, ушла (возможно, только сегодня утром, иначе Эдвард сказал бы ей), потому что даже Эдна не оставила бы мокрые банные полотенца разбросанными по всему полу, постель на диване незаправленной, рубашки, трусы и носки Эдварда в беспорядке. Это зрелище вызывало шок. Бедный Эдвард, он придет домой после трудного дня и увидит такое! Придется рассчитать Эдну, если, конечно, она вообще явится сюда, и завтра же прислать Филлис, чтобы она прислуживала Эдварду. Вилли собрала полотенца и повесила их на сушилку, но диван решила не трогать, поскольку сегодня Эдвард будет спать в их спальне. Но странно, что он вообще спал здесь, в гардеробной, в ее отсутствие. Сейчас она примет ванну, переоденется, а потом займется его одеждой.
