– Само собой. Лучшее в англичанах – это их умение смеяться над собой.
Однако они выбирают, над чем смеяться, мысленно возразил Хью. Выбирают, к примеру, недоговорки и бесстрастность в критическом положении или в минуты отваги, и…
– Слушай, старина, я понимаю, ты тревожишься. Но боши просто не осмелятся сразиться с нами. Только не с нами и не после того, что было в прошлый раз. Один малый в клубе сказал мне, что танки, бронемашины и так далее, которые они производят, – никуда не годное барахло. Все это одна показуха.
Они сидели в ресторане гольф-клуба в Рае после игры. Хью любил гольф, но с тех пор, как остался одноруким, играл нечасто, потому был не в лучшей форме. Но Эдвард тащил его играть и старался изо всех сил – бил мимо лунок и так далее, чтобы не выиграть слишком быстро. Он снова заговорил:
– Так или иначе, дорогой мой дружище, в прошлый раз ты получил больше, чем тебе причиталось, – и он сразу же понял, что ничего неудачнее ляпнуть уже не смог бы.
Последовала пауза, потом Хью спросил:
– Неужели ты всерьез считаешь, что я боюсь за свою шкуру?
Кожа вокруг его рта побелела – признак вспыхнувшей злости.
– Да нет, я не то имел в виду. Просто хотел сказать, что нет ни малейшего шанса, что мы вступим в войну, а если я и ошибся, то теперь черед за молодыми. Ты же не хочешь увидеть меня среди добровольцев.
– Врун, – отозвался Хью, но слабо улыбнулся. – Давай лучше займемся обедом.
Они съели по большой тарелке превосходной яичницы, которой славился этот клуб, сопроводив ее сыром и сельдереем с пинтой пива. Говорили о работе, обсуждали идею Старика позвать в компанию Руперта. Хью считал ее неплохой, Эдвард – неудачной; их отец с его неиссякающей энергией – он писал статью о методах классификации твердых пород дерева с помощью фотографирования волокон и одновременно заканчивал строительство площадки для сквоша в Хоум-Плейс, – не только задумал соорудить плавательный бассейн, но и каждый день ездил в контору, хотя его зрение по-прежнему падало, а Тонбридж все так же отказывался пускать его за руль и садиться с ним в машину, по словам Эдварда, потому что Старик водил машину так же, как ездил верхом, – по правой стороне дороги.
– Хотя жители здешних мест уже привыкли к этой его манере.
– Так или иначе, если его зрение будет ухудшаться, ему не следует ездить одному поездом.
Хью перестал прикуривать сигарету и возразил:
– Но уходить в отставку ему нельзя, для него это смерть.
– Согласен. Однако мы с тобой можем позаботиться о том, чтобы ему и не пришлось уходить.
По пути домой Хью спросил:
– Ну, как Милл-Фарм?
– По-моему, замечательно. Вилли говорит, что зимой там будет дикий холод, но детям дом нравится. Разумеется, там у Вилли больше хлопот, чем в Хоум-Плейс. С хозяйством и так далее.
– Полагаю, да.
– Сегодня приезжает Джессика с ее выводком. А на следующей неделе – старая мегера. Пожалуй, этот визит я пропущу.
– Хочешь пожить у меня? Я буду один.
– Спасибо, старина, но я лучше воздержусь. Вечер пятницы – вечер Amami, если ты понимаешь, о чем я. Только, само собой, не в пятницу.
Это загадочное (для некоторых) упоминание известной рекламы шампуня означало, что у Эдварда роман на стороне: они никогда не обсуждали такие подробности, тем не менее Хью знал, что речь именно об этом. Эдвард постоянно заводил романы; когда он женился, Хью думал, что им придет конец (самому ему и в голову не приходило взглянуть на другую женщину после женитьбы на Сибил), однако продержался Эдвард недолго, может, года два, и вскоре Хью заметил кое-какие мелочи, насторожившие его. Порой Эдвард рано уезжал из конторы или же Хью, заходя к нему в кабинет, заставал его в разгар телефонного разговора, и Эдвард заканчивал его коротко, отрывисто и деловито. Однажды он высморкался в платок с большим цикламеновым мазком на нем, а когда заметил, что Хью смотрит на него в упор и сам увидел мазок, то скатал платок в тугой шарик, бросил в корзину для бумаг и сделал ироническую и смущенную гримасу. «Ну надо же, как неосторожно», – сказал он. И злость Хью на него за Вилли сменилась сочувствием к ним обоим.
Вот и теперь Хью сказал только:
– Ну что ж, тогда в понедельник я поеду с тобой, если не возражаешь, а машину оставлю Сибил.
– Конечно, старина. В любом случае я смогу подвозить тебя до конторы по утрам.
Весной Сибил и Хью переехали в дом побольше на Лэдброук-Гроув и теперь жили совсем рядом с Эдвардом и Вилли, за углом. Новый дом оказался довольно дорогим, стоил почти две тысячи фунтов, и конечно, поскольку места в нем было больше, то и мебели потребовалось больше, поэтому Хью не сумел купить для Сибил небольшую машину, как собирался.
– Помнишь, как Бриг когда-то возил нас в Англси на летние каникулы, на первом же автомобиле, который купил? А мы сидели сзади и всю дорогу латали проколотые шины?
Эдвард рассмеялся.
– И едва успевали залатать очередную, как их приходилось менять! Хорошо, что мы работали вдвоем.
– А Дюши всегда надевала зеленую автомобильную вуаль.
– Люблю женщин в вуалях. В аккуратных шляпках с вуалью, надвинутых на лоб. Гермиона когда-то носила такие. И выглядела в них ослепительной – и желанной. Неудивительно, что все мы хотели на ней жениться. А ты делал ей предложение?
Хью улыбнулся.
– Разумеется, делал. А ты?
– Можешь не сомневаться. Она говорила, что выйдет замуж за того, кто сделает ей двадцать первое предложение. Я часто думал, кем были остальные.
– Видимо, почти никого из них сейчас уже нет в живых.
Эдвард, который не хотел вспоминать войну, зная, что она, как он выражался, вгоняет Хью в меланхолию, поспешил заметить:
– Напрасно я считал, что после вступления в брак предложений не делают.
– Говори за себя!
– А я и говорю, старина. После того, как она развелась, разумеется.
Хью метнул в него иронический взгляд.
– Ну конечно.
* * *
– Если бы она хотела, то пришла бы.
– Ты думаешь?
– Знаю. Луиза обычно ухитряется делать то, чего ей по-настоящему хочется. Боюсь, она просто… недостаточно серьезно относится к музею.
Клэри пыталась сделать огорченный вид, но на самом деле ничуть не расстроилась. Больше всего ей хотелось, чтобы Полли принадлежала только ей. С тех пор, как она начала брать уроки у мисс Миллимент, почти все свое время она проводила вместе с двумя кузинами, которые всегда были ближайшими подругами, а ей хотелось, чтобы Полли стала ближайшей подругой для нее самой, но для этого требовалось, чтобы Луиза перестала считаться таковой. И Клэри сказала:
