Эти каникулы стали первыми для них в поместье Милл-Фарм, которое Бриг купил и подарил сыновьям для их семей. На этот раз, из-за тети Джессики и ее детей, здесь поселилась только семья Луизы и вдобавок Невилл с Эллен, как компания для Лидии. Остальные жили дальше по дороге, в Хоум-Плейс, но они виделись друг с другом каждый день. Дом в Милл-Фарм был белым, с горизонтальной обшивкой досками и черепичной крышей. К нему вела подъездная дорожка, обсаженная каштанами и заканчивающаяся разворотом перед парадной дверью. С одной стороны подъездной дорожки перед домом располагался выгон – видимо, на месте плодового сада, потому что там еще сохранилось несколько очень старых вишен и груш, а ближе к концу дорожки, в низине, – пруд для уток, запретный для младших детей, так как Невилл в первый же вечер свалился в воду. Вылез он весь в зеленой ряске, как король-дракон из «Там, где кончается радуга», – по словам Лидии, которая видела эту пьесу на Рождество и страшно перепугалась. Дом перестал быть фермерским незадолго до того, как Бриг купил его. В нем размещалось только четыре спальни и две мансарды наверху, а также большая кухня и гостиная внизу, поэтому Бриг предпринял стремительное, занявшее полгода планирование и строительство пристройки с еще четырьмя спальнями, двумя ванными наверху, просторной гостиной, столовой и маленьким, очень темным кабинетом с окном, выходящим на стену старого коровника. Бриг провел в дом электричество и воду из двух скважин, одна из которых уже иссякла, и теперь вода из крана в кухне едва текла. Дюши приложила руку к интерьеру, поэтому повсюду были белые стены, кокосовые маты, ситец с неопределенным цветочным рисунком и большие пергаментные абажуры. В гостиной и столовой появились камины, в кухне – новая плита, в лучшей спальне из старых – еще один небольшой камин, но в остальном дом не отапливался. Для зимы он не годится, подумала Вилли, впервые увидев его. Обстановку собирали общими усилиями: железные остовы кроватей, пара изящных вещей, найденных Эдвардом у мистера Кракнелла в Гастингсе, несколько картин Руперта и древний граммофон в шкафчике лаврового дерева, с трубой и ящичком для пластинок, которые дети непрерывно крутили в дождливые дни – «Пикник плюшевых мишек», «Танец кузнечиков», «Золотой и серебряный вальс» и та, которую особенно любила Луиза, – Ноэл Кауард поет «Не пускайте свою дочь на сцену, миссис Уортингтон». Дети пели ее всякий раз, когда взрослые заставляли их делать то, что им делать не хотелось: по словам Вилли, эта песня стала для них чем-то вроде «Марсельезы». За домом еще сохранилось несколько старых надворных построек, а дальше начиналось раздолье полей хмеля.
Вилли привезла свою кухарку Эмили и горничную Филлис, которой помогала местная женщина по имени Эди, каждый день приезжавшая на велосипеде и выполнявшая большую часть домашней работы. Няня уволилась весной, когда Лидия начала ходить по утрам в школу мисс Паттик, и поскольку было решено, что Невилл поживет на ферме, чтобы составить компанию Лидии, Эллен приехала с ним вместе, чтобы присматривать за обоими детьми. В итоге, как полагала Вилли, сама она будет сравнительно свободна, чтобы ездить верхом, играть в теннис, упражняться в игре на скрипке, которой она старательно училась весь год, читать Успенского и размышлять о таких предметах, как негативные эмоции (свою склонность к которым она ощущала особенно остро), а также понемногу заниматься садоводством и ездить в Бэттл за покупками к нескончаемым семейным трапезам. Сегодня Эдвард, который устроил себе длинные выходные, уехал вместе с Хью в Рай играть в гольф. А когда он вернется в Лондон, Вилли с Джессикой договорились пригласить в гости на неделю свою мать. Событие в некотором роде из ряда вон выходящее: по крайней мере, Вилли считала своим долгом устроить этот визит и дать леди Райдал возможность повидаться со всеми ее внуками сразу, но, зная, как устает Джессика, решила дать ей недельную передышку перед прибытием их матери. Вилли было тревожно оставлять Эдварда в Лондоне под присмотром одной только Эдны, но он заверил, что сможет заезжать в клуб, и, похоже, действительно часто где-нибудь бывал. Зато она с нетерпением ждала, когда Джессика будет предоставлена ей безраздельно, и хотя в какой-то момент к ним наверняка присоединится Реймонд, им с избытком хватит времени, чтобы наговориться обо всем. Под «всем» подразумевался муж Джессики и Луиза, с которой с недавних пор стало нелегко. Не отправить ли ее в пансион, уже начинала всерьез задумываться Вилли (только посмотрите на Тедди! Уже после трех учебных семестров он заметно изменился к лучшему – стал тихим, вежливым, довольно молчаливым, но все лучше, чем если бы он остался шумным, а тем более – эгоистичным, капризным и самовлюбленным, как Луиза). Еще год назад Луиза так обрадовалась бы приезду кузенов, что ей и в голову не пришло бы уехать без них на пляж, вдобавок она уже слишком взрослая, чтобы содержать свои вещи в таком омерзительном беспорядке. Она дулась, стоило ее хоть о чем-нибудь попросить. Эдвард всегда вставал на ее сторону и относился к ней так, будто она уже взрослая: на прошлый день рождения подарил ей вопиюще непристойную ночную рубашку, возил ее в театры и на ужины только для них двоих, из-за него она ложилась спать так поздно, что на следующий день куксилась и жаловалась на головную боль. Всем вокруг он представлял ее как свою старшую незамужнюю дочь, что ужасно раздражало Вилли, а почему, она и сама толком не понимала. Возможно, пятнадцать лет – просто трудный возраст; Луиза ведь, в сущности, еще ребенок. Если бы только Эдвард относился к ней, как к ребенку!
* * *
– Похоже, нас ждет очередная война. – Хью не глядел на него и говорил негромко, почти равнодушно, и это значило, что он не шутит.
– Дружище, дорогой мой, с чего ты взял?
– Ну, посуди сам! Немцы оккупировали Австрию. Этот тип Гитлер повсюду выступает с речами о мощи и власти Третьего рейха. Да еще все эти слухи о том, что немки, поступающие в услужение за границей, проходят курсы пропаганды. Все эти военные парады. Незачем наращивать вооруженные силы, если не собираешься сражаться. Да еще евреи, прибывающие к нам, чаще всего с пустыми руками.
– Как думаешь, зачем они сюда едут?
– Видимо, понимают, что ему они не нужны.
– Именно.
– Вот это я бы не стал вменять ему в вину. В нашем бизнесе мы тоже предпочли бы видеть их поменьше.
Идеей фикс Эдварда было то, что любым успехом их компания обязана ему самому и Старику, а любая неудача вызвана печально известной изворотливостью евреев в делах. Это и вправду была скорее идея, нежели точка зрения, одна из тех сентенций, которые тем больше обретают достоверность, чем чаще повторяет их высказавшийся. Хью с ней не соглашался, или, точнее, считал, что их еврейские коллеги и впрямь действуют успешнее, и не видел причин отказывать им в этом праве. Он промолчал.
– Во всяком случае, все евреи прекрасно способны позаботиться о себе сами, – заключил Эдвард. – Нам незачем о них беспокоиться. Правда, кое-кто из них мне нравится – Сид, к примеру, молодчина.
– А когда ты сказал это при ней, она предположила: причина в том, что она еврейка лишь наполовину.
– Вот видишь! Она к этому относится с юмором.
– А ты бы так смог, если бы люди цеплялись к тебе только потому, что ты англичанин?
