Она решила почаще навещать их, и тогда со временем они к ней привыкнут, хотя для людей они, пожалуй, немного не от мира сего, как призраки или феи, счастливые, им люди не нужны.
В огороде, обнесенном стеной, было очень душно, не чувствовалось ни ветерка. На одной длинной клумбе росли цветы для дома, чтобы срезать их и ставить в вазы, на всех остальных грядках – овощи. Вдоль стен – сливы, лиловые и желтые, а еще – огромный инжир с жесткими на ощупь листьями, от которых пахло нагретым макинтошем. Плодов на нем было множество, некоторые попадали на землю, хоть еще оставались зелеными, жесткими и блестящими.
– Иди сюда, смотри, что у меня есть!
Клэри не сразу заметила Лидию, которая сидела на корточках между двух рядов капусты.
– Что там у тебя? – спросила она, подражая голосам взрослых, поскольку ей было совсем не интересно.
– Гусеницы. Я собираю их, чтобы держать как питомцев. Вот в эту коробку. Потом сделаю дырочки в крышке самой тонкой из няниных спиц, потому что им же нужен воздух, но они все равно не уползут. Если хочешь, возьми себе несколько.
Добрая она, Лидия. Гусеницы были Клэри ни к чему, она уже выросла из таких забав, но предложение ее все равно порадовало.
– Если хочешь, я тебе помогу, – сказала она.
– Их легко искать, потому что они прогрызают дырки в листьях. Только бери их осторожно, пожалуйста. Костей у них нет, так что даже если у них что-нибудь сломано, не разберешь.
– Ладно… А совсем маленькие тебе нужны? – спросила Клэри, обнаружив на одном листе целый выводок.
– Только несколько, потому что они живут дольше. А большие становятся коконами, и тогда они уже никакие не питомцы.
Правда, они совсем одинаковые, только размерами другие, – подумав, продолжала она. – А черные мордочки у них у всех похожие, так что давать им имена бесполезно. Буду просто звать их «они».
– Как овец. Только на овец они совсем не похожи.
Лидия рассмеялась и заявила:
– Гусеничных пастухов не бывает. Пастухи хорошо знают своих овец. Мне мистер Йорк рассказывал. Он знает своих свиней, и у всех у них есть имена.
Когда Клэри решила, что гусениц они набрали слишком много, а Лидия – что достаточно, они сходили посмотреть, не осталось ли на грядках клубники, потому что Лидии захотелось пить, но она сказала, что если зайдет за водой в дом, няня заметит ее и потащит мыться. Но несколько поздних ягодок, которые они нашли, были кем-то объедены со всех сторон. Клэри рассказала Лидии, что хочет кошку и что папа обещал подумать об этом.
– А твоя мама что говорит?
– Она мне не мама.
– А-а! Вообще-то, я знаю, что нет. Извини.
– Да ничего, – ответила Клэри, хотя на самом деле для нее это было важно.
– Она тебе нравится? Тетя Зоуи?
– Я к ней вообще никак не отношусь.
– Но даже если бы нравилась, это все равно не то, правда? Настоящую маму никто не заменит. Ох, Клэри, как я тебе сочувствую! У тебя такая трагедия, да? По-моему, ты ужасно смелая!
Клэри ощутила свою исключительность. Ей еще никто и никогда не говорил ничего подобного. Странная штука: ей вдруг стало легче, как будто от того, что кто-то знал ее тайну, она перестала быть настолько тягостной, а вот Эллен всегда переводила разговор так резко и ужасно, и папа никогда не упоминал о ней, ни разу даже не сказал «твоя мама» и уж тем более не рассказывал то, что ей хотелось узнать. Но он ничего не мог поделать, ему было слишком тяжело об этом говорить, а она так любила его, что не хотела лишний раз мучить, а больше было некому… Лидия расплакалась, не издавая ни звука, только губа дрожала и слезы градом катились на солому вокруг кустов клубники.
– Я бы не выдержала, если бы моя мама умерла, – повторяла она. – Я бы ни за что не выдержала… это уж слишком!
– Она не умрет, – заверила Клэри. – Она самолучший человек, какого я видела в жизни!
– Правда? В самом деле она самолучшая?
– Самая-самая. Поверь мне, Лид, я же гораздо старше тебя, я-то знаю, – она поискала, нет ли в кармане платка для Лидии, и вспомнила про помидоры. – Смотри, что у меня есть!
Лидия съела три помидора и повеселела. Клэри почувствовала себя очень взрослой и доброй. Она предложила Лидии и нектарин, но Лидия отказалась: «Нет, съешь сама», а Клэри возразила: «Нет, лучше ты. Обязательно съешь». Ей хотелось, чтобы вся добыча досталась Лидии. Потом они взяли гусениц и отправились в садовый сарай, чтобы узнать, держит ли мистер Макалпайн до сих пор хорьков.
* * *
Тедди и Саймон объехали на велосипедах вокруг дома, потом вокруг конюшен и наконец прокатились по дороге до Уотлингтона и свернули к Милл-Фарм, который купил их дед и теперь перестраивал, чтобы было где жить на каникулах кому-нибудь из семейства. Они почти не разговаривали, довольные тем, что Тедди можно наконец-то перестать быть лучшим, а Саймону – младшим в их школе и превратиться просто в кузенов на каникулах и поиграть вместе. На обратном пути Тедди спросил Саймона:
– Позовем их играть с нами в монополию?
И Саймон, втайне польщенный тем, что его мнением интересуются, ответил так небрежно, как только мог:
– Придется позвать, а то визгу не оберешься.
* * *
Сибил чудесно отдыхала: грызла печенье (в перерывах между приемами пищи она по-прежнему ощущала голод) и читала «Цитадель» А. Дж. Кронина, который был врачом, как и Сомерсет Моэм.
Обычно она предпочитала более серьезные книги, читала скорее с целью просвещения и образования, чем ради удовольствия, но сейчас на умственные усилия она была не способна. С собой она привезла «Убийство в соборе» Т.С. Элиота, который они с Вилли смотрели в театре «Меркурий», а также «Восхождение на Ф-6» Одена и Ишервуда, но читать все это ей нисколько не хотелось. Как приятно очутиться за городом. Жаль только, что Хью не может пробыть с ней всю неделю, но ведь им с Эдвардом надо по очереди бывать в конторе, а Хью хотел освободиться к тому времени, когда родится ребенок. Или дети: судя по возне, которая творилась у нее внутри, она была почти уверена, что их двое. Впредь им придется принимать меры, чтобы ничего подобного не повторилось. Беда в том, что Хью не признает никаких видов контрацепции; после семнадцати лет брака она не возражала бы, даже если бы с этой стороной их жизни было навсегда покончено, но Хью явно так не считал. Она предалась праздным размышлениям о том, к каким средствам прибегает Вилли, ведь Эдвард не из тех, кому можно отказать (во всяком случае, не тот, с кем это проходит). Когда родилась Полли, они как будто бы уже решили, что двоих детей им достаточно; в то время они были гораздо беднее, и Хью опасался, что им не хватит денег, чтобы оплатить обучение, если будут сыновья, поэтому началась возня с ее колпачком, спринцеваниями, вольпаргелем, или же Хью не кончал в нее, и в конце концов она от беспокойства перестала получать всякое удовольствие от процесса, хотя, конечно, ему о таком не говорила даже намеками. Но в прошлом году, в начале декабря, они устроили себе божественные каникулы с катанием на лыжах в Санкт-Морице, и в первый вечер, когда у обоих тело ныло от непривычной нагрузки, Хью заказал бутылку шампанского, и они выпили ее, по очереди отмокая в горячей ванне. Она пропустила его вперед, потому что он подвернул щиколотку, а потом он сидел и смотрел на нее. Когда она уже была готова выйти, он развернул огромное белое банное полотенце и закутал ее, обнял, вынул шпильки из волос и бережно уложил ее на коврик в ванной. Она попыталась заговорить, но он закрыл ей рот ладонью, поцеловал, покачал головой, и все было точно так, как сразу после их свадьбы. После этого они занимались любовью каждую ночь, а иногда и днем, и Хью ни разу ни о чем таком даже не задумался. Поэтому ее нынешнее состояние неудивительно, но она только радовалась ему, ведь он был так доволен и всегда так нежен с ней. «Мне невероятно повезло, – думала Сибил. – Руперт – самый веселый из братьев, Эдвард – самый красивый, но Хью я ни на кого из них не променяю».
