Два крыла конюшен сходились под прямым углом. В денниках левого он держал своих лошадей, правое частично было перестроено. Рен чистил его каурую кобылу Мэриголд; еще не дойдя до двери, Уильям услышал ритмичный успокаивающий шорох. Сэмпсон еще не появлялся. Другие лошади, услышав его шаги, затоптались на соломе. Уильям любил своих лошадей, совершал верховую прогулку каждое утро с тех пор, как себя помнил, и держал одну из них, серого жеребца Уистлера ростом в шестнадцать ладоней, в платной конюшне в Лондоне. Теперь Уистлер был здесь же в деннике, и Уильям нахмурился.
– Рен! Я же велел тебе выпустить его. У него каникулы.
– Сначала мне надо поймать того пони. Если выпущу этого, мне того нипочем не поймать.
Фред Рен был невысоким, жилистым и крепким. Выглядел он так, словно все в нем сжали; из конюшенного мальчишки он дорос до жокея, но после неудачного падения остался хромым. Уильяму он служил почти двадцать лет. Раз в неделю он напивался до такого состояния, что оставалось загадкой, как он умудрялся взобраться по лестнице на сеновал, где спал. Об этом поведении Рена знали, но смотрели на него сквозь пальцы, поскольку в остальном он был отличным конюхом.
– Миссис Эдвард тоже приедет, да?
– Сегодня. Все приедут.
– Вот и я слышал. Миссис Эдвард славно управляется с этой каурой. Приятно посмотреть на нее верхом. Я мало видывал таких, как она.
– Верно, Рен, – Уильям потрепал Мэриголд по шее и повернулся, чтобы уйти.
– Еще одно, сэр… Вы не скажете рабочим, чтобы смыли цемент? А то у меня сточные трубы забьются.
– Скажу.
«Сказали бы еще, пусть свои лестницы убирают на ночь, а то не двор у меня, а свинарник. Опилки, ведра, мою воду льют, как хотят, я сыт ими по горло, этими наглецами». Думая все это, Рен стоял и смотрел вслед своему хозяину. Но старика никому не остановить: Рен не удивился бы, узнав, что следующим делом он задумал снести конюшни. От одной мысли об этом ему становилось тошно. Когда он впервые очутился здесь, ни о каких автомобилях даже речи не было. А теперь их аж два – мерзкие вонючие железяки. Если мистеру Казалету взбредет в голову завести еще, куда же он будет их ставить? «Только не ко мне в конюшню», – с дрожью подумал Рен. Он быстро старел, хоть и думал, что этого никто не замечает, и нынешние времена были ему не по душе.
Просьба Рена насчет сточных труб заставила Уильяма задуматься. В новых постройках понадобится своя вода. Может, стоило бы пробурить новую скважину. Тогда для сада и конюшен можно будет брать воду из одного источника, вместо того чтобы поливать сад водой из дома… вот именно! Надо будет выбрать место после обеда. Он поговорит об этом с Сэмпсоном, но Сэмпсон же ничего не смыслит в водяных скважинах, воду ему не найти даже ради спасения собственной жизни. Взбодренный мыслью об очередной затее, Уильям тяжелой походкой направился к гаражам.
* * *
Тонбридж открыл дверь перед Дюши, она благодарно опустилась на заднее сиденье старого «даймлера». После жарких оживленных улиц в машине было прохладно и слабо пахло молитвенниками. Весь багажник заполнил большой заказ из бакалеи, рядом с Дюши на сиденье стояла новая корзина с секаторами в ней, для ящика минеральной воды осталось место только на переднем сиденье.
– Нам надо еще забрать заказ у мясника, Тонбридж.
– Хорошо, мэм.
Она переколола шляпную булавку, которая, казалось, впивалась ей прямо в голову. Срезать розы теперь слишком жарко, придется подождать до вечера. После обеда она немного отдохнет, а потом выйдет в сад. В такую погоду она жалела о каждой минуте, потраченной не в этой прохладной машине.
Мясник вышел с бараниной в свертке. И первым же делом рассыпался в извинениях за то, что предыдущий заказ оставлял желать лучшего. Провожая ее машину, он приподнял шляпу-канотье.
Тонбридж напутал со сладким.
– Мне нужны разные ягоды, а не только крыжовник. Боюсь, вам придется их вернуть.
В магазин Тонбридж вошел нехотя. Ему не нравилось как покупать конфеты, так и возвращать их, потому что хозяйка магазина была резка с ним и напомнила ему Этиль. Но он, конечно, подчинился. Это же его работа.
Он доставил Дюши домой со скоростью двадцать траурных миль в час, которую обычно приберегал для миссис Эдвард или миссис Хью, когда они были беременны. Дюши ничего не заметила; управление машиной – это для мужчин, пусть себе ездят так быстро, как им заблагорассудится. Если она и управляла чем-либо в своей жизни, то лишь пони, запряженным в повозку, когда была намного моложе. Однако она заметила, что вся эта суета с конфетами расстроила его, поэтому уже дома, пока он помогал ей выйти из машины, сказала:
– Надеюсь, вы наконец вздохнете с облегчением, когда гараж будет достроен, а ваша семья получит уютное жилье.
Он взглянул на нее, не меняя выражения скорбных карих глаз с красными нижними веками, и ответил:
– Да, мэм, я тоже на это надеюсь, – и закрыл дверцу машины за ней.
Объезжая вокруг дома к задней двери, чтобы разгрузить покупки, он мрачно думал о том, что в ближайшее время лишится единственной возможности отдохнуть от Этиль. Скоро она будет здесь, начнет пилить его, жаловаться на скуку, на то, что этот его ребенок постоянно хнычет, и жить ему станет так же тяжко, как раньше, пока семья оставалась в городе. Наверняка есть какой-то выход, только он никак не мог его найти.
* * *
Айлин видела, что запаздывает и отстает. Все началось хорошо: со своей домашней работой, уборкой в общих комнатах, она справилась еще до завтрака. Но потом, когда помогала мыть посуду после еды, вдруг обнаружила, что к детскому столовому фарфору не прикасались с самого Рождества; пришлось заняться мытьем, и конечно, миссис Криппс не могла отпустить ей в помощь Дотти, а Пегги и Берте требовалось еще навести порядок в верхних комнатах. Айлин не хотелось брюзжать, но, по ее мнению, миссис Криппс могла бы поговорить с девушками, чтобы помогли ей управиться пораньше. Дел оставалось еще много, но уже приближался ранний обед в столовой, а это значило, что им удастся пообедать у себя в кухне не раньше двух. Стоя в буфетной, она скатывала масло в шарики, осыпанные капельками воды, и выкладывала их на стеклянные блюда к обеду и к сегодняшнему ужину.
Дверь была открыта, Айлин слышала, как миссис Криппс покрикивает на Дотти, которая носилась туда-сюда с вымытой кухонной утварью. Из кухни долетали ароматы свежевыпеченного кекса и овсяных лепешек, напоминая Айлин, как она проголодалась; за завтраком она почти ничего не ела, а в середине утра им давали только сухое печенье. В Лондоне миссис Норфолк накрывала ко второму завтраку настоящий стол с консервированным лососем или большим куском чеддера, но, с другой стороны, ей, как миссис Криппс, не приходилось готовить на столько человек. Айлин всегда выезжала за город вместе с хозяевами на Рождество и летние каникулы. На Пасху ей давали две недели отпуска, и ее заменяла Лиллиан, горничная из дома на Честер-Террас. В этой семье Айлин служила семь лет, любила всех хозяев, а мисс Рейчел просто обожала, как одну из самых милых леди, каких она когда-либо встречала. Она не понимала, почему мисс Рейчел так и не вышла замуж, но подозревала, что у нее, как и у многих других, суженого отняла война. А все-таки работы летом всегда невпроворот – что есть, то есть. Но Айлин нравилось видеть, что дети довольны, а миссис Хью скоро снова рожать, и к Рождеству в доме опять будет маленький. Вот и все, масло готово. Она понесла блюда на подносе в кладовую и чуть не столкнулась с Дотти, та никогда не смотрит, куда несется. Бедняжка, расхворалась летом, на губе вскочила такая ужасная простуда, которая по-прежнему видна, несмотря на маскирующий крем, который Айлин одолжила ей по доброте душевной. Дотти тащила огромный поднос, нагруженный кухонным фарфором, чтобы расставить его в зале.
