– Корзина для ягод в кладовой, мисс. Сейчас отправлю Дотти за петрушкой, – сказала кухарка, которой не хотелось самой идти за корзиной, однако она знала, что и мисс Рейчел отправлять за ней не следует.
– Я сама возьму, – сразу же ответила Рейчел, и мисс Криппс поняла, что она и впрямь не прочь это сделать.
В кладовой было прохладно и довольно темно, окно прикрывала мелкая цинковая сетка, перед которой висели две густо усеянные мухами липучки. На длинной мраморной плите помещалась еда на всех стадиях своего существования: остатки вырезки под марлевым колпаком, ломти рисового пудинга и бланманже на кухонных тарелках, сладкий творожный десерт в хрустальной вазе, старые, щербатые и выцветшие кувшины с соусом и бульоном, компот из чернослива в форме для пудинга, и на холодке, под окном, – огромный серебристый лосось с осоловелыми после того, как его недавно отварили, выпученными глазами, лежал, словно приземлившийся цеппелин. Корзина для ягод стояла на сланцевых плитках пола, бумагу, которой она была застелена, сплошь покрывали алые и пурпурные пятна сока.
Едва Рейчел открыла входную дверь и шагнула в старый сад при коттедже, на нее волной обрушились жара, гудение пчел и треск мотора газонокосилки, ароматы жимолости, лаванды и безымянных старомодных вьющихся роз оттенка персиков со слоновой костью, густо увивающих веранду. Альпинарий Дюши, ее очередная гордость и краса, пестрел живыми ковриками, подушечками и яркими пятнами цветов. Рейчел повернула направо, по дорожке вокруг дома. К западу от него крутой склон заканчивался теннисным кортом, который как раз косил Макалпайн – в соломенной шляпе с черной лентой, брюках с узкими и круглыми, как дудочки, штанинами и, несмотря на жару, в пиджаке. Это потому, что его могли увидеть из дома; в огороде он обычно работал без пиджака. Заметив ее, он остановился, на случай, если она захочет что-нибудь сказать ему.
– Чудесный день! – крикнула она, и он жестом благодарности прикоснулся к своей шляпе.
Чудесный, да только не для всех, подумал он. Своими газонами он гордился, но если все они будут постоянно топтаться по ним, глазом моргнуть не успеешь, как от газонов ничего не останется. Он не доверял Билли газонокосилку, которую заедало, стоило только Билли взглянуть на нее, и вместе с тем тревожился за свой лук-порей и жалел времени, потраченного на ходьбу туда-сюда и высыпание обрезков травы в тачку. А мисс Рейчел он одобрял и не возражал против того, чтобы она собирала его малину, к которой она и направлялась, судя по корзинке в руке. Она никогда не оставляла сетку от птиц открытой, не то что некоторые. Симпатичная дамочка, честная и серьезная, хоть и чересчур худая; замуж бы ей, если, конечно, она сама не против. Он взглянул на солнце. Самое время попросить у миссис Криппс чашечку чаю; вот у нее нрав крутой, что есть, то есть, зато чай заваривает вкусно и как надо…
Билли, присев на корточки между цветочными бордюрами, подстригал траву вдоль краев. Садовыми ножницами он орудовал неуклюже, раскрывал их слишком широко и закрывал слишком энергично, тратя лишние силы. По одному и тому же месту он проходился несколько раз, чтобы оно выглядело аккуратно, иначе мистер Макалпайн возьмется переделывать его работу. Иногда вместе с травой он срезал кусок торфа, и тогда его приходилось пихать на место и надеяться, что старик не заметит. Он намозолил руку, кожа с правой ладони слезла, и время от времени он лизал ее, грязную и соленую от пота.
Он предложил бы заняться газонокосилкой, но об этом и речи быть не могло после того, как эта штуковина заглохла у него (он ничего такого не сделал, просто ее пора было чинить, но виноватым все равно оказался он). Порой работать оказывалось хуже, чем учиться в школе, а он-то думал, что все его беды кончатся, как только он бросит учебу. Раз в месяц он бывал дома, мама хлопотала вокруг него, но сестры уже поступили в услужение, братья были гораздо старше, а отец все твердил, как ему повезло учиться ремеслу под началом мистера Макалпайна. Проходило несколько часов, и он не знал, чем себя занять, и скучал по друзьям, которые все работали кто где. Делать что-нибудь один он не привык; в школе они целой компанией ходили на рыбалку или в сезон собирали хмель, чтобы подработать. А здесь никаких компаний не было. Разве что Дотти, хотя она девчонка, потому он никак не мог понять, как с ней себя вести, и вдобавок она считала его мальчишкой, хотя он вроде как делал мужскую работу, во всяком случае, на хлеб себе зарабатывал, как и она. Иногда он подумывал поступить на флот или в водители автобуса; автобус лучше, потому что на них ездят леди; нет, он будет не водителем, а кондуктором, чтобы глазеть на их ноги, сколько захочет…
– Сразу видно, что ты стараешься, Билли.
– Да, мэм, – он лизнул волдырь, и она сразу же увидела его.
– Какой ужас! Когда придешь на ужин, разыщи меня, я тебе заклею руку пластырем. – И потом, заметив, как он встревожился и в то же время смутился, добавила: – Айлин скажет тебе, где меня найти, – и направилась дальше. Вот она – в самый раз, только ноги у нее слишком тонкие и неровные, но ведь она же старая, как мама, а так вообще настоящая шикарная леди.
* * *
Уильям Казалет провел утро так, как он особенно любил. Расположился с газетой у себя в кабинете, темном и заставленном массивной мебелью (скидок на то, что здесь в прежнем коттедже располагалась маленькая гостиная, он не делал), и предался приятным тревогам, размышляя о том, что страна катится в тартарары: этот малый Чемберлен, похоже, не слишком преуспел по сравнению с тем, другим малым, Болдуином. Немцы, похоже, – единственный народ, который умеет наводить порядок. Жаль, что у Георга VI не было сыновей, и, кажется, с уходом он слегка припозднился. Если государство в Палестине все-таки появится, вряд ли туда уедет столько евреев, чтобы для бизнеса хоть что-нибудь изменилось. Евреи были его главными конкурентами в торговле лесом и чертовски хорошо знали толк в этом деле, но ни у кого из них не было таких запасов древесины твердых пород, как в компании «Казалет»: ни по качеству, ни по разнообразию. Огромный стол Уильяма был завален образцами шпона из альбиции, андаманского падука, ксилии, эбенового дерева, грецкого ореха, клена, лавра и палисандра; эти предназначались не для продажи, ему просто нравилось иметь их под рукой. Он часто заказывал шкатулки из первых спилов шпона, сделанных из какого-нибудь особенно любимого бревна, которое выдерживалось годами. Таких в кабинете насчитывалось не меньше дюжины, и еще больше хранилось в Лондоне. Помимо них, в кабинете помещался яркий, красный с синим, турецкий ковер, книжный шкаф с застекленными дверцами, подпиравший низкий потолок, несколько стеклянных витрин с огромными чучелами рыбин в них (он очень любил рассказывать, как выловил их, и регулярно возил к себе новых гостей для этой цели), и наконец, свет заслоняли расставленные на подоконниках большие вазоны с алой геранью в непрестанном цвету. По стенам в три ряда висели гравюры: охотничьи, с видами Индии, с батальными сценами – сплошь дым, алые куртки и мундиры, белки глаз вздыбленных коней. Прочитанные газеты накапливались стопками на стульях. Тяжелые графины, наполовину полные виски и портвейном, стояли на инкрустированном столике рядом с бокалами и стаканами. Сандаловая статуэтка индуистского божка, подарок одного раджи и память о поездке в Индию, помещалась на шкафу с неглубокими ящиками, в которых он хранил свою коллекцию насекомых. Часть стола занимали разложенные планы перестройки конюшен: с двумя гаражами внизу и квартирой для Тонбриджа и его семьи, жены и маленького сына, – вверху. Строительство было уже в разгаре, а он все думал, как бы усовершенствовать проект, и в конце концов послал за подрядчиком Сэмпсоном, чтобы показать все на месте. Одни из четырех часов пробили половину. Уильям поднялся, снял твидовую кепку с крюка за дверью и неторопливо направился в конюшни. Шагая, он вспоминал того славного малого, с которым познакомился в поездке… как бишь его? Кажется, начинается на К – ладно, потом выяснится, когда они приедут на ужин; естественно, миссис Как-ее-там тоже приглашена. Вот только он никак не мог вспомнить, предупредил о гостях Китти или нет; в сущности, если не помнил, то, скорее всего, не предупредил. Надо бы разжиться портвейном, Taylor № 23 как раз сгодится.
