К этому моменту она уже успела надеть пояс для чулок, нижнюю кофточку и юбку, трикотажные панталоны, ажурные камвольные чулки кофейного цвета и коричневые броги, которые Тонбридж полировал, пока они не приобретали оттенок паточных ирисок. Сегодня она решила выбрать синий (ее излюбленный цвет) костюм из джерси с новой шелковой блузкой Macclesfield – голубой в синюю полоску. Расчесав волосы, она собрала их в свободный пучок и, не глядя в зеркало, заколола его на затылке. На запястье она застегнула золотые часы, подарок Брига на двадцать один год, к лацкану приколола гранатовую брошь – подарок С. на день рождения вскоре после знакомства. Эту брошь она надевала каждый день и не признавала других украшений. Наконец она нехотя оглядела себя в зеркало. Ее кожа была нежной и чистой, в глазах светились ум и чувство юмора, и ее, в сущности, милое, но ничем не примечательное лицо, напоминавшее бледного шимпанзе, как она порой шутила, выглядело совершенно естественно и свидетельствовало о полном отсутствии тщеславия. Рейчел подсунула маленький белый платочек под цепочку наручных часов, собрала списки, накопившиеся за предыдущий день, и спустилась к завтраку.
Изначально дом был небольшим фермерским, построенным ближе к концу XVII века в типичном суссекском стиле, с штукатуркой и балками фасада, доходящими до второго этажа, облицованного розовой плиткой внахлест. От него уцелели лишь две маленькие комнаты внизу и крутая узкая лестница напротив входной двери между ними, ведущая к трем спальням, соединенным двумя уборными. В те времена владельцем дома был некий мистер Хоум, потому дом и звали просто – Хоум-Плейс. Примерно в первом десятилетии XIX века коттедж преобразился в жилище джентльмена. Два больших крыла, пристроенных по обеим сторонам от него, заняли две из трех сторон квадрата и были возведены из камня медового оттенка, снабжены просторными эркерами и крышей из гладкого голубоватого шиферного сланца. В одном крыле разместились просторная гостиная, столовая и третья комната, назначение которой менялось, в настоящее время ее отвели под бильярдную; в другом крыле хватило места кухне, залу, судомойне, буфетной, кладовке и винному погребу. Благодаря перестройке на первом этаже появилось также еще восемь спален. Владельцы Викторианской эпохи завершили застройку северной стороны квадрата рядом маленьких темных комнат, где жили слуги, хранились обувь и охотничьи ружья, помещался огромный и шумный котел-бойлер, еще одна ванная и ватерклозет внизу, а также детские наверху, вместе с уже упомянутой ванной. Итогом этих архитектурных притязаний стала беспорядочная мешанина помещений, сосредоточенных вокруг холла с лестницей, взбегающей на открытую галерею, которая вела к спальням. Эту открытую лестничную клетку с потолком почти под самой крышей освещали два стеклянных купола, которые в дождь немилосердно протекали в предусмотрительно подставленные снизу ведра и собачьи миски. Летом там царила прохлада, а в остальное время года – лютая стужа. Нижние комнаты отапливались дровяными и угольными каминами, они имелись и в некоторых спальнях, но Дюши считала их излишней роскошью, кроме как для больных. Ванных комнат было две: одна для женщин и детей на втором этаже, другая – для мужчин (а раз в неделю и для слуг) на первом. У слуг была своя уборная, остальные домочадцы пользовались двумя прилегающими к ванным. Горячую воду для спален набирали над раковиной для горничных на верхнем этаже и каждое утро разносили по комнатам в дымящихся медных бидонах.
Завтрак подали в маленькой гостиной в старой части дома. В отношении к гостиным и столовым Дюши оставалась викторианкой, и если в последней ужинала всегда, то в первой могла себе позволить принимать пищу только при гостях. Родители Рейчел сидели за раздвижным столом, на котором Дюши заваривала чай, вскипятив чайник на спиртовке. Перед Уильямом Казалетом стояла тарелка с яичницей и беконом, к розетке с джемом была прислонена Morning Post. Глава семейства был одет как для прогулки верхом, в том числе в лимонно-желтый жилет и широкий темный шелковый галстук с жемчужной булавкой. Свою газету он читал, вправив в глаз монокль так, что его кустистая седая бровь почти касалась румяно-красной скулы. Дюши, одетая в целом так же, как ее взрослая дочь, только с крестом с жемчугом и сапфиром на цепочке поверх шелковой блузки, наполнила серебряный заварочный чайник и подставила Рейчел щеку для поцелуя, распространяя легкий аромат фиалок.
– Доброе утро, дорогая. Боюсь, день для поездки обещает быть очень жарким.
Рейчел поцеловала отца в макушку и села на свое место, где сразу увидела, что пришло письмо от С.
– Позвонить, чтобы принесли еще тостов?
– Чудовищно! – рявкнул Уильям. Что именно чудовищно, он не объяснил, и жена с дочерью не стали спрашивать, прекрасно зная, что в этом случае услышат от него совет не забивать такими вещами свои хорошенькие головки. К своей газете он относился как к несговорчивому сослуживцу, в спорах с которым всегда (к счастью) последнее слово оставалось за ним, Уильямом.
Рейчел приняла из рук матери свою чашку чаю, решила насладиться письмом позднее и положила его в карман. Когда Айлин, старшая горничная из их лондонского дома, внесла тосты, Дюши обратилась к ней:
– Айлин, вы не известите Тонбриджа, что он понадобится мне в десять, чтобы ехать в Бэттл, а также что к миссис Криппс я загляну через полчаса?
– Хорошо, мэм.
– Дюши, дорогая, а ты не хочешь, чтобы я съездил в Бэттл вместо тебя?
Дюши подняла взгляд от своего тоста с тончайшим слоем сливочного масла:
– Нет, спасибо, милый. Мне надо поговорить с Кроухёрстом насчет его ягненка. А потом заглянуть в Till’s, за новой корзиной и секатором. Спальни распределите на свое усмотрение. Вы уже думали о них?
Рейчел вынула список.
– Пожалуй, вот так: Хью и Сибил – в Голубой комнате, Эдвард и Вилли – в Пионовой, Зоуи с Рупертом – в Индийской, няня с Лидией – в детской спальне, двое мальчиков – в старой детской, Луиза и Полли – в Розовой комнате, Эллен и Невилл – в дальней комнате для гостей…
Подумав, Дюши спросила:
– А Кларисса?
– О господи! Придется поставить для нее складную койку в Розовой комнате.
– По-моему, ей понравится. Она наверняка захочет жить вместе со старшими девочками. Уилл, так я предупрежу Тонбриджа насчет станции?
– Сделай одолжение, милая Китти. У меня встреча с Сэмпсоном.
– Пожалуй, пообедаем сегодня пораньше, чтобы горничные успели все убрать и накрыть стол к чаю в зале. Ты не против?
– Делай, как сочтешь нужным. – Он встал и тяжелой походкой двинулся к себе в кабинет, курить трубку и дочитывать газету.
– Чем же он будет заниматься, когда закончит здесь всю стройку?
Дюши взглянула на дочь и ответила просто:
– Он ее никогда не закончит. Всегда что-нибудь да найдется. Если у тебя есть время, может, соберешь малину? Только не переусердствуй.
– И ты тоже.
Но в доме, куда разом должны были приехать на долгий срок семнадцать человек, дел нашлось великое множество. Следующие полчаса Дюши провела деятельно, в обществе миссис Криппс. Сама Дюши сидела на стуле, придвинутом для нее к большому, дочиста выскобленному кухонному столу, а миссис Криппс, сложив руки на груди, стояла, прислонившись к столу возле раковины. Пока шло обсуждение меню на выходные, подручный садовника Билли внес две большие корзины с горошком, бобами и салатом-ромэн. Поставив корзины на пол в судомойне, Билли застыл, молча уставившись на миссис Криппс и Дюши.
