Однако по возвращении домой Фрэнсис первым делом проверила, нет ли письма от Лилианы, и опять ничего не нашла. Внезапно ее осенило: само по себе молчание Лилианы, должно быть, и есть послание. Она вспомнила, как они с ней расстались: ничего не решив, ни о чем не договорившись. Вспомнила последний разговор в парке, усталое лицо Лилианы. Я не смогу. Никогда не смогу. Не надо, Фрэнсис.
И с трудом подавила приступ страха, накатившего, точно волна тошноты.
На следующий день к ним с матерью наведалась гостья. Стук в дверь, раздавшийся ранним вечером, показался Фрэнсис каким-то неуверенным, и потому она предположила, что пришла Маргарет Лэмб, живущая ниже по склону холма. За дверью, однако, оказалась не приземистая невзрачная Маргарет, а стройная, красивая, хорошо одетая женщина с букетом бронзовых хризантем. Фрэнсис недоуменно моргнула – а секунду спустя узнала Эдит, невесту Джона-Артура.
– Эдит! Как приятно тебя видеть! И какие великолепные цветы! Неужели для нас? Ах, не стоило, право. Страшно подумать, сколько ты за них отдала.
– Я вам не помешаю?
– Нисколько! Ты как раз к чаю. Мать будет в восторге… Мама, посмотри, кто к нам пришел! Входи же, входи. Мы тебя ждали только через месяц.
Эдит всегда навещала их в октябре, в годовщину смерти Джона-Артура, так что этот визит стал для них полной неожиданностью. Едва Эдит вошла в холл, из гостиной появилась мать и направилась к ней, сияя улыбкой:
– Какой приятный сюрприз! И букет потрясающий! Надеюсь, ты не ради нас ехала из самого Уимблдона?
Эдит немного покраснела:
– Мне следовало вас предупредить, я знаю.
– Нет-нет, я вовсе не это имела в виду.
– Просто у меня выдался свободный день, и я подумала, что хорошо бы повидаться с вами.
– Очень мило с твоей стороны! Я сейчас достану альбомы. Ну до чего же замечательно ты выглядишь! Сногсшибательно – иначе не скажешь!
Да, Эдит действительно выглядит замечательно, мысленно признала Фрэнсис. Ее темно-рыжие волосы отливают блеском. На ней платье и плащ кремового цвета, светлые замшевые туфли, безупречно чистые перчатки, будто только что вынутые из магазинной упаковки. Шляпку украшает экзотическое перо из бутика на Бонд-стрит – похожим пером Фрэнсис в молодости подписывала разные протестные петиции. Всегда ли Эдит была такой модной, такой лощеной? Нет, конечно. Она из самой обычной семьи; отец у нее скромный банковский служащий. Но возможно, подумала Фрэнсис, ее семья просто сумела удержаться на прежнем своем уровне, тогда как они с матерью постепенно скатываются все ниже и ниже. Убийственная мысль. Фрэнсис вдруг устыдилась за свою изношенную домашнюю одежду, за старое грязно-коричневое платье матери. И за дом, который совсем не изменился за время, прошедшее с последнего визита Эдит, да и со всех ее предыдущих визитов, – разве только обветшал чуть больше и вся полированная мебель в нем чуть больше потускнела. Когда они втроем вошли в гостиную и Эдит с легким удивлением осмотрелась вокруг, Фрэнсис со смехом сказала: «Да, как видишь, здесь все по-прежнему!»
И тут же пожалела о своих словах, ну или, во всяком случае, о своем ироническом тоне, потому что Эдит опять залилась краской, будто пойманная на чем-то неприличном.
Вероятно, поэтому визит с самого начала не заладился. Фрэнсис отнесла хризантемы в кухню и поставила в вазу, а когда вернулась в гостиную с ними и чайным подносом, то увидела, что мать удобно расположилась в кресле, но Эдит, хотя и оживленно болтающая, неловко сидит на краешке дивана, по-прежнему в шляпке и перчатках. Она не сняла их, даже когда Фрэнсис принялась разливать чай. Она изложила свои новости, показала фотографию маленьких племянников, затем взяла чашку и блюдце с кусочком липкого кекса, но по-прежнему, невесть почему, оставалась в шляпке и перчатках. Наконец Фрэнсис не выдержала и спросила:
– Ты ведь, надеюсь, собираешься посидеть с нами подольше, Эдит? Тебе не жарко вот так, в полном облачении? Здесь у нас можно без церемоний, ты же знаешь.
Эдит заметно сконфузилась:
– Да, действительно жарковато.
Она встала и подошла к каминному зеркалу, чтобы отколоть шляпку и пригладить волосы, потом вернулась на диван и стянула перчатки. Фрэнсис ничего не заметила, но мать тотчас же произнесла каким-то новым тоном:
– Эдит…
Эдит опустила голову и странно подвигала руками:
– Да, вот…
– Ну что ж, прими наши поздравления.
– Спасибо.
Теперь Фрэнсис увидела и поняла. Все годы, прошедшие со смерти Джона-Артура, Эдит продолжала носить свое помолвочное кольцо, только не на правой руке, а на левой. Теперь же на «правильном» пальце у нее появилось другое кольцо, золотое, с крупным бриллиантом в крапанах, затмевающее своей роскошью тонкое филигранное колечко, подаренное Джоном-Артуром. Приятно удивленная, Фрэнсис перевела взгляд со сверкающего бриллианта на лицо Эдит:
– Ты выходишь замуж?
Эдит кивнула:
– В конце месяца. А потом свадебное путешествие. Шесть недель. Америка!
– Здорово! Я страшно за тебя рада. И какое красивое кольцо! Посмотри, мама. Ну не чудо ли?
– Да, я вижу.
– Ты расскажешь нам о нем, Эдит?
Несомненно, именно за этим она и приехала. Лицо Эдит снова зарумянилось, на сей раз от облегчения.
– Его зовут мистер Пейси. У него свой бизнес. Производство стеклянной посуды – банок и бутылок. Не особо увлекательно, да? Но он строил свое дело долгие годы и достиг большого успеха. Мистер Пейси намного старше меня. Его первая жена умерла всего год назад. У него четверо детей: три сына и дочь – все уже взрослые.
– О, так ты сразу станешь матерью!
– Да. – Эдит прижала руку к сердцу. – Это меня немножко пугает, честно говоря. Но дети относятся ко мне хорошо. Самый младший сын еще учится в школе. Дочери, Коре, девятнадцать. Я надеюсь стать для них добрым другом. Все это совершенно для меня неожиданно. Еще два месяца назад я помышляла о замужестве не больше, чем о полете на Луну! Я с ним только тогда и познакомилась. Вы представляете?
– Ты сделаешь мистера Пейси счастливым, Эдит, я знаю, – с искренним чувством сказала Фрэнсис.
– Хотелось бы.
– Он будет счастлив с тобой, даже не сомневайся. Правда, мама?
– Да, разумеется. И дети тоже. Надо же, какой поворот судьбы! Полагаю, твоя матушка чрезвычайно довольна. Однако ей будет страшно не хватать тебя.
– Да, для мамы это крутая перемена в жизни. Она собирается написать вам обо всем, но я решила сначала сама поговорить с вами.
– Я рада, что ты приняла такое решение. Спасибо.
– Мама очень любила Джека.
– Да, я знаю.
Эдит всегда называла Джона-Артура Джеком, и это имя резало Фрэнсис слух: оно казалось ужасно вульгарным, а в Джоне-Артуре не было ничего вульгарного, как и в самой Эдит. Получала ли она другие брачные предложения после его смерти? Если да, то Фрэнсис с матерью ничего о них не слышали. Они привыкли считать Эдит вдовой Джона-Артура, а Фрэнсис знала, что для женщин старшего поколения вдовство значит гораздо больше, чем для современных женщин.
