– Да! – упорствовала Лилиана, не ослабляя хватки. – Пойдем!
Она упрямо выдвинула челюсть и тянула тем сильнее, чем больше Фрэнсис сопротивлялась – теперь уже обеими руками, больно впиваясь ногтями ей в запястье. Наконец Фрэнсис сдалась и неохотно встала с Лилианой в исходную танцевальную позицию. Эварт передвинулся на освободившееся место и, добродушно ухмыляясь, наблюдал за ними.
Заиграла музыка, опять танго. С положением рук они разобрались не сразу.
– Кто ведет?
– Не знаю.
Они сделали несколько шагов и запнулись, потом еще несколько – и снова запнулись, но в конечном счете вышли на подобие медленного тустепа и просто переступали взад-вперед, в то время как все остальные пары то резко приседали в танце, то вскидывались и стремительно кружились. Но даже незамысловатый тустеп у них получался плохо: ноги заплетались, ладони обильно потели. Время от времени, чтобы не столкнуться с какой-нибудь парой, они прижимались друг к другу грудью или бедрами – и тотчас же отстранялись, шутливо гримасничая. Фрэнсис уже устала раздвигать губы в улыбке, а Лилиана все заливалась смехом, будто не в силах остановиться, и повторяла снова и снова: упс!.. о господи!.. ой, извиняюсь!..
– Нет, это я извиняюсь.
Пластинка крутилась, казалось, целую вечность. Они танцевали и танцевали, без всякого ритма, без всякого удовольствия. Однако, когда музыка прекратилась, они остались стоять среди других пар, не размыкая рук. А когда все-таки отступили друг от друга, Фрэнсис показалось, что пространство между ними упруго растянулось, как нечто живое, и пытается снова сжаться.
Все с теми же неподвижными делаными улыбками они отошли к группе молодых парней и девушек, которые собрались вокруг патефона и бурно обсуждали, какую пластинку поставить. Лилиана взглянула через плечо на Фрэнсис и сказала сквозь шум и гам:
– Он тебя ждет, тот парень. Как его зовут? – Она говорила весело, но с легкой дрожью в голосе. – Ты его покорила. Он тобой совершенно очарован.
После секундного колебания Фрэнсис ответила:
– Это твоя заслуга.
Лилиана недоуменно приподняла брови:
– В смысле?
– Он очарован мной потому лишь, что я очарована тобой – сияю отраженным светом, так сказать. Значит, это твоя заслуга.
Выражение лица у Лилианы переменилось. Она потупила глаза и приоткрыла губы. Сердце у нее забилось чаще, словно подскочив к самой ямочке под горлом и запульсировав там, – подобное Фрэнсис уже видела однажды. Когда она насчитала шесть ударов, семь, восемь, девять, Лилиана подняла взгляд и тихо произнесла:
– Отвези меня домой, а?
Она сказала это таким тоном, будто давала на что-то согласие, признавала свое соучастие в чем-то. Фрэнсис нашарила ее руку, коротко пожала, а потом отпустила и решительно направилась к двери. При виде этого Эварт начал подниматься с дивана, но она молча прошагала мимо, прямо в холл, где принялась искать в куче шляп и сумок свои с Лилианой вещи.
Чуть погодя Фрэнсис вскинула глаза и обнаружила, что Эварт вышел за ней следом и изумленно на нее смотрит.
– Никак вы уже уходите?
Фрэнсис постаралась принять извиняющийся вид:
– Да, к сожалению. Моя подруга… Ей немного нехорошо.
– Оно и неудивительно, если столько выпьешь! А что, за ней больше некому присмотреть?
– Да нет, спиртное здесь ни при чем… дело в жаре, я думаю. И нам нужно успеть на поезд, ехать-то долго.
– Всего лишь до Камберуэлла, насколько я понял?
– Да, но…
– Мне ехать в том же направлении. Я провожу вас на станцию.
– Нет, не надо, – быстро сказала Фрэнсис. – Моя подруга… ей страшно неловко. Правда не надо. Пожалуйста.
Эварт уже отыскал свою шляпу и теперь нерешительно стоял с ней в руках.
– Но мы с вами так славно общались.
– Да, я была очень рада познакомиться.
– А что насчет нашей поездки?
– О…
Из гостиной вышла Нетта, с пустыми бокалами в руках. Фрэнсис с облегчением повернулась к ней:
– Доброго вам вечера, миссис Роулингс. Все было очень, очень мило. Мы с Лилианой уже уходим.
– О, вот как? Эварт проводит вас на станцию?
– Нет, я уже сказала, не стоит утруждаться.
– Ее подружка против, – встрял Эварт. – Она себя неважнецки чувствует.
– Какая еще подружка? – Едва Нетта договорила, как в холле появилась Лилиана.
– Да вон та дамочка.
– Это моя сестра. Что с тобой, Лилиана?
Лилиана, щурясь от яркого света, убрала волосы за ухо:
– Да ничего. – Она не смотрела на Фрэнсис. – Устала немножко, и все.
– Если ты устала, почему бы Эварту не проводить вас? Ну или Ллойду… – Ее муж как раз появился из кухонной двери. – Ллойд, ты же проводишь Лилиану и мисс Рэй до станции?
Ллойд на миг замялся, но тут же галантно подошел. Конечно, он почтет за честь.
Лилиана запротестовала: да не глупите, у вас все-таки гости, мы не хотим расстраивать вечеринку. Но говорила она без особой настойчивости, и Фрэнсис почувствовала, как чары близости и предвкушения, опутавшие их двоих, начинают рассеиваться. Она надела свою шляпу, Эварт надел свою. Ллойд вынул из кармана часы и попытался вспомнить расписание поездов. Фрэнсис переводила взгляд с одного лица на другое, испытывая острое желание ударить кого-нибудь, обескураженная и раздраженная идиотизмом ситуации. Наконец, фальшиво рассмеявшись, она сказала самым противным своим учительским тоном:
– Господи, мы две взрослые женщины! Уж наверное мы как-нибудь сумеем сами дойти до станции!
Последовала неловкая пауза. Нетта вскинула подбородок и легонько ткнула мужа кулаком в бок:
– Видишь, Ллойд, девушки не нуждаются в твоих услугах. Они у нас слишком современные. – Казалось, она отчасти поддерживает Фрэнсис, а отчасти насмехается над ней. – Эварт, снимай шляпу и возвращайся в комнату.
Эварт снял шляпу, но с места не двинулся. Фрэнсис протянула ему руку:
– Надеюсь, мы с вами еще встретимся.
Теперь он угрюмо хмурился, словно Фрэнсис сыграла с ним дурную шутку. Возможно, так оно и было. Но Фрэнсис не чувствовала сожаления, не чувствовала вины. Просто не могла. Не могла – и все тут! Дверь была открыта, и они с Лилианой потихоньку продвигались к ней. Снова улыбки, снова рукопожатия, снова извинения… Но вот наконец они вырвались на свободу и вздохнули полной грудью, как вынырнувшие из воды пловцы. Во всяком случае, у Фрэнсис возникло именно такое впечатление: как только дверь за ними закрылась, она распластала руки и запрокинула голову, ощущая в теле блаженную легкость, почти невесомость, будто бы покачиваясь на синих волнах ночи.
