Его голос действовал Фрэнсис на нервы. Леонард, словно мальчишка с кнутом, пытался подстегнуть игру, чтобы шла живее. Но игра оживляться определенно не желала. И весь вечер будто бы замедлил свое бурное течение и каким-то непонятным образом распался на несколько вялых потоков.
Лилиана молча крутанула волчок и, в соответствии с выкинутой цифрой, передвинула свою фишку к подножию одной из лестниц и вверх по ней, на пустую клетку. Затем настала очередь Фрэнсис, затем Леонарда и опять Лилианы – игра продолжалась без происшествий, хотя каждый раз, когда волчок начинал крутиться, Леонард весь напрягался, а немного погодя разочарованно ахал, или испускал стон, или хватался за голову, точно великосветский денди за карточным столом, проигрывающий свои деньги, свою лошадь, свое поместье, все свое состояние.
После Лилианы снова ходила Фрэнсис. Несмотря на опьянение, она сразу увидела, что выброшенная волчком цифра отправляет ее фишку на клетку с сердечком, и быстро сказала:
– У меня рука дрогнула. Я крутану повторно.
Однако Леонард возразил, еще быстрее:
– Повторно нельзя! Это тоже оговаривается в правилах. – Он сам взял желтую фишку и передвинул по клеточкам. – …Три, четыре, пять. Ага! Очередное сердечко! Возможно, я все-таки получу свою пару чулок! Что скажете, Фрэнсис?
Лилиана подтянула колени к груди и уткнулась в них лицом:
– Я больше не хочу играть. – Ее голос, приглушенный тканью юбки, звучал не очень внятно. – Вы сговорились против меня. Так нечестно!
– Давай-давай! – вскричал Леонард. – Мы ждем. Не отвиливай!
– Я не хочу играть, – проскулила Лилиана. Когда она подняла голову, ее лицо показалось Фрэнсис опухшим, бесформенным, почти уродливым. Она продолжала плаксиво, как маленький ребенок: – Я устала. У меня голова кружится. Ты меня напоил. Ты всегда норовишь меня напоить.
– Хорошенькое дело! – возмутился Леонард. – Вы с Фрэнсис хлестали тут джин, как парочка заправских пьяниц…
«Ох, заткнись!» – подумала Фрэнсис. Внезапно ей стало по-настоящему нехорошо. Она переменила позу, попыталась опереться рукой о пол и обнаружила, что пол находится не совсем там, где должен.
– Уже поздно, да ведь? – проговорила она заплетающимся языком. – Сколько сейчас времени?
– Сейчас самое время Лилиане приняться за дело.
– Мне надо лечь спать. Я плохо себя чувствую.
– Вам надо выпить еще немножко джина, вот и все. Ну же, Фрэнсис! Я думал, вам нравится игра. Неужели вы не хотите посмотреть представление?
Фрэнсис уставилась на него в тупом недоумении. Что она, вообще, здесь делает? Она знала, что ее комната рядом, прямо за стенкой, но у нее вдруг возникло паническое ощущение, будто она находится далеко от дома, среди незнакомых людей. И что за звук донесся снизу? Не дверь ли там стукнула?
– О господи, мне пора спать, – пробормотала Фрэнсис, начиная подниматься с пола.
Леонард вытянул руку.
– Не уходите! – И сердито схватил Фрэнсис за щиколотку. – Не портьте игру!
От неожиданности Фрэнсис слегка протрезвела. Она выдернула ногу из цепкой хватки Леонарда, пошатываясь наклонилась над игровым полем и передвинула красную фишку на последнюю клетку:
– Вот. Вы выиграли. Вы этого хотели, да?
Он насупился – то ли всерьез, то ли в шутку, Фрэнсис уже не понимала.
– Ну-у… так не интересно.
– Ничего не поделаешь. Я устала. Лилиана тоже.
– О, Лилиана не устала. Ей просто нравится говорить, что она устала. – Подняв глаза на Фрэнсис, он спокойно добавил: – Она наверняка скажет это сегодня еще раз, попозже. И опять не всерьез, а лишь бы поломаться.
Ответом на эти слова служило молчание. Леонард перевел взгляд на жену и сказал:
– А что такого? Фрэнсис не возражает. – От его недавней угрюмости не осталось и следа. Он откинулся на локтях и ухмыльнулся, показав все свои скученные зубы. – Она у нас женщина широких взглядов – правда, Фрэнсис?
Одергивая платье, Фрэнсис ответила без улыбки:
– Возможно, была однажды.
– Однажды? Всего лишь раз? – быстро отозвался Леонард. – Впрочем, зачастую больше раза и не требуется – к сожалению. Спросите у Лил.
Теперь он говорил таким мерзким тоном, что у Фрэнсис, глядевшей на него сверху вниз, возникло острое желание с размаху пнуть его в физиономию. Вместо этого она отвернулась и принялась всовывать ноги в туфли. «Упс!» – сказал Леонард, когда она покачнулась. Но именно Лилиана встала и подошла, чтобы ей помочь. Она и сама держалась на ногах нетвердо, лицо у нее было пятнисто-розовое, как тарелка ветчины, юбка смялась в гармошку над ступнями, одной босой, одной в чулке. Но она подставила руку, чтобы Фрэнсис на нее оперлась, и сказала добрым, усталым голосом – своим собственным:
– Мне очень жаль, Фрэнсис.
Фрэнсис наконец увидела часы: стрелки показывали без малого полночь. Когда она крепко взялась за руку Лилианы, ей вдруг представилось видение – печальный мираж – нескольких спокойных, приятных часов, которые они могли бы провести вдвоем в другом мире, в другой жизни. А что они сделали вместо этого? Бездарно потратили время на Леонарда. За весь вечер Фрэнсис даже ни разу не посмотрела ей в глаза искренне. Наоборот, подкалывала ее и подначивала – хлопала в ладоши и улюлюкала, когда она снимала чулок! Теперь Фрэнсис осознала, что поступала так из низкого, злого побуждения: встала на сторону Леонарда, чтобы наказать Лилиану за то, что она его жена.
Ничего этого Фрэнсис не могла сказать Лилиане. Покачав головой, она промолвила лишь:
– Мне тоже.
Она наконец восстановила равновесие, и пальцы Лилианы выскользнули из ее руки.
Леонард поднялся с пола, чтобы проводить Фрэнсис.
– По крайней мере, вам недалеко идти, – полушутливо произнес он, открывая дверь.
Его поведение вновь разительно переменилось. Когда Фрэнсис двинулась мимо него, он шагнул к ней столь решительно, что она испугалась, уж не собирается ли он ее поцеловать. Но Леонард просто дотронулся до ее локтя:
– Спасибо за компанию, Фрэнсис, было весело. Надеюсь, вы не обижаетесь на меня и мой длинный язык?
Фрэнсис обнаружила, что не в силах издать ни звука. Она молча помотала головой и вышла прочь.
При виде своего расплывчатого, отвратительно перекошенного лица в зеркале Фрэнсис настолько ужаснулась, что завесила трюмо снятым платьем, которое, впрочем, почти сразу соскользнуло на пол. Ей сильно хотелось в туалет, а потому, переодевшись в ночную рубашку и халат, она тотчас же поспешила вниз. Барберы по-прежнему оставались в гостиной – слава богу! Газовые рожки в холле по-прежнему горели, но из-под двери материной спальни свет не сочился, что тоже премного обрадовало Фрэнсис. Совершая какие-то невообразимые, беспорядочные телодвижения, она добралась до задней двери, вышла во двор и посетила уборную, после чего вернулась в кухню и налила себе стакан воды. Фрэнсис не помнила, как пила воду и как ставила стакан на место, – уже в следующий миг она отходила от стола с пустыми руками, а еще мгновение спустя поднималась по лестнице, и свет в холле был потушен. Потом она с грохотом захлопнула дверь своей спальни и скинула тапочки.
