Она увидела, как двое мужчин приветственно кивнули мистеру Лэмбу, и расслышала их голоса:
– Здравствуйте!
– Добрый вечер!
Пожилой джентльмен немного смешался, не в силах определить общественный статус молодых людей – вероятно, сбитый с толку полосатыми «клубными» галстуками.
– Надо бы выйти помочь, – сказала Фрэнсис.
– Да, сейчас спущусь к ним! – живо отозвалась миссис Барбер.
Однако, покинув большую комнату, она забрела в соседнюю спальню, а оттуда прошла в последнюю комнату – маленькую заднюю, расположенную через площадку напротив спальни Фрэнсис. Фрэнсис с матерью по-прежнему называли ее «комнатой Нелли и Мейбел», хотя у них не было ни Нелли, ни Мейбел, ни других домашних слуг с тех пор, как в 1916 году всех их переманили военные заводы. Комнату переоборудовали в кухню – с буфетом, раковиной, газовым освещением, газовой плитой и счетчиком-автоматом. Фрэнсис самолично покрыла лаком обои и покрасила пол морилкой, решив не вощить. Буфет и стол с алюминиевой столешницей она перетащила наверх из судомойни, пока матери не было дома.
Фрэнсис постаралась устроить все в лучшем виде. Но сейчас, глядя на миссис Барбер, вступающую во владение комнатами, мысленно расставляющую в них свои вещи, она вдруг почувствовала себя лишней – словно превратилась в собственный призрак.
– Ну, если я вам больше не нужна, – неловко проговорила она, – пойду посмотрю, как там ваш чай. Если что-нибудь понадобится, я буду внизу. Вам лучше обращаться ко мне, а не к моей матери, и… Ах да! – Она остановилась и запустила руку в карман. – Вот, возьмите, пока я не забыла.
Фрэнсис достала ключи от дома – два комплекта, каждый на своем шнурке. Ей потребовалось известное усилие, чтобы отдать их, вложить в ладонь этой молодой женщины, почти девочки, совершенно незнакомой, которую она призвала в свою жизнь, поместив объявление в «Саут-Лондон-пресс». Миссис Барбер приняла ключи с величайшей серьезностью, наклоном головы показав, что понимает важность момента. С неожиданной деликатностью она сказала:
– Спасибо, мисс Рэй. Спасибо, что так замечательно все обустроили. Уверена, мы с Леонардом будем здесь счастливы. Нимало не сомневаюсь. Разумеется, у меня тоже есть кое-что для вас, – добавила она, убирая ключи в портплед и вынимая оттуда измятый коричневый конверт.
Плата за две недели. Пятьдесят восемь шиллингов. Фрэнсис услышала хруст банкнот и позвякивание монет. Постаравшись придать лицу деловое выражение, она взяла у миссис Барбер конверт и небрежно сунула в карман – как будто, подумалось ей, кто-нибудь поверит, что деньги для нее пустая формальность, а не самая суть, постыдная подоплека всего дела.
Внизу мужчины, пыхтя, тащили через холл ножную швейную машину. Фрэнсис проскользнула мимо них в гостиную, чтобы одним глазком взглянуть на деньги. Она распечатала конверт – да, вот они! Самые что ни на есть настоящие, ее собственные! Ей захотелось поднести купюры к губам и поцеловать. Она сунула конверт обратно в карман и едва ли не вприпрыжку бросилась через холл и по коридору в кухню.
Мать как раз снимала с плиты чайник, со слегка растерянным и встревоженным видом, какой всегда принимала, оставаясь на кухне одна. Она походила на пассажира тонущего лайнера, которого втолкнули в машинное отделение и велели встать к приборам. Она передала чайник в более твердые руки Фрэнсис, а сама стала доставать чайную посуду, молочник, сахарницу. Поставила на поднос три чашки с блюдцами для Барберов и мистера Уисмута, затем взяла еще два блюдца и заколебалась.
– Как думаешь, нам выпить чаю с ними? – шепотом спросила она.
Фрэнсис тоже на миг заколебалась. А как вообще принято?
Ай, не все ли равно? Деньги-то уже у них. Она выхватила у матери блюдца:
– Нет, давай даже начинать не будем. Стоит начать – так и потянется. Мы сядем в гостиной, а они пускай пьют наверху. Я подам им печенья к чаю.
Фрэнсис открыла жестяную банку, запустила туда руку – и снова засомневалась. А так ли уж необходимо печенье? Она положила на тарелку три штучки, поставила тарелку на поднос рядом с чайником, потом передумала и убрала.
Но тут же вспомнила, как милая миссис Барбер сняла туфли, чтобы не поцарапать натертый паркет, вспомнила необычные рубчатые пятки ее шелковых чулков – и вернула тарелку с печеньями на поднос.
Мужчины еще с полчаса ходили вверх-вниз по лестнице, потом какое-то время было слышно, как наверху передвигают ящики и коробки, переставляют мебель, весело перекликаются из разных комнат. Один раз вдруг загремел патефон, и Фрэнсис с матерью в ужасе переглянулись.
Но в шесть мистер Уисмут ушел, предварительно постучавшись в гостиную и вежливо попрощавшись, и в доме стало тише.
Однако дом определенно был уже не тот, что два часа назад. Фрэнсис с матерью уселись с книгами у французских окон, собираясь с толком использовать остатки дневного света: в последние годы они привыкли на всем экономить по мелочам. Но прямо над гостиной – красивой длинной комнатой, разделенной двойными дверями, которые весной и летом оставляли открытыми, – находились спальня и кухня Барберов, и Фрэнсис, переворачивая страницы, постоянно думала о паре наверху, чье чужеродное присутствие ощущалось, как соринка в глазу. Какое-то время оба сновали взад-вперед по спальне, со стуком открывая и закрывая выдвижные ящики. А вот кто-то из них вошел в кухню, остановился, и после продолжительной паузы раздался странный резкий звук, похожий на глоток железного механического чудовища. Один глоток, второй, третий, четвертый… Фрэнсис недоуменно уставилась в потолок и лишь через несколько секунд сообразила, что там просто кидают шиллинги в счетчик. Чуть погодя пустили воду из крана, а затем послышался другой странный шум, вроде глухой пульсации или частого пыхтения, – вероятно, заработал счетчик, когда по трубе пошел газ. Должно быть, миссис Барбер поставила кипятиться чайник. Теперь к ней присоединился муж. Сверху донеслись веселые голоса, смех… Фрэнсис поймала себя на мысли, что гости явно чувствуют себя как дома.
Потом осознала весь смысл этих слов, и сердце у нее защемило.
Пока она собирала в кухне холодный воскресный ужин, Барберы спустились и постучались в дверь, сначала жена, потом муж: туалет располагался на заднем дворе, и чтобы туда попасть, нужно было проходить через кухню. Оба состроили извиняющуюся мину; Фрэнсис тоже извинилась перед обоими. Она думала, что такое положение дел доставит квартирантам не меньше неудобства, чем ей самой, но теперь засомневалась. Даже пятьдесят восемь шиллингов у нее в кармане начали утрачивать свою магическую силу: до Фрэнсис постепенно стало доходить, насколько трудно будет отработать полученные деньги. Она даже не предполагала, до чего странно и неприятно будет слышать и видеть, как молодые супруги по-хозяйски расхаживают по дому. Когда мистер Барбер, вернувшись со двора, направился обратно в верхние комнаты, Фрэнсис услышала, что в холле он остановился. Гадая, что же его там задержало, она отважилась выглянуть в коридор. Молодой человек разглядывал картины на стенах, словно посетитель художественной галереи. Подавшись вперед, чтобы получше рассмотреть гравюру с изображением Рипонского собора, он выудил из кармана спичку и принялся лениво ковыряться в зубах.
