Не дождавшись ответа, мужчина отступил в сторону, достал сигарету, извлек из кармана зажигалку, высек огонь – все так неторопливо, словно он и зашел-то в беседку единственно для того, чтобы покурить. Но от недавней игривости в нем не осталось и следа; чуть погодя он медленно вернулся на свое прежнее место у балюстрады, а еще через минуту столь же медленно вышел из беседки.
Миссис Барбер заметно расслабилась. Вид у нее был смущенный, восхищенный, потрясенный. Но она весело рассмеялась:
– Ох, мисс Рэй! Умеете же вы дать отпор!
– Ну нельзя же допустить, – ответила Фрэнсис, все еще кипевшая раздражением, – чтобы наша чудесная прогулка была испорчена потому лишь, что какой-то идиот возомнил себя заправским сердцеедом.
– Я на таких обычно не обращаю внимания, и все. Они всегда отвязываются в конце концов.
– Зачем же ждать, когда они отвяжутся, если можно сразу дать от ворот поворот? А вы заметили, что он нас преследовал? Вон он, вышагивает… только посмотрите. – Фрэнсис наблюдала за мужчиной, неспешно идущим прочь от беседки. – Не иначе сейчас попытается обаять еще какую-нибудь беззащитную с виду женщину. Надеюсь, она ему просто врежет. «Суфражистка»! Так сказал, главное дело, будто это оскорбление какое-то! Будь я помоложе, я бы этому типу с удовольствием врезала, честное слово.
Миссис Барбер продолжала смеяться:
– Думаю, вы бы и в драке его победили.
– Вполне возможно, – сказала Фрэнсис. – Знаете, меня как-то арестовали за то, что я швырнула обе свои туфли, одну за другой, в члена парламента.
Миссис Барбер перестала смеяться:
– Да не было такого. Я вам не верю.
– Было-было. Я целую ночь провела в кутузке, вместе с еще тремя девушками. Мы подняли шум на одном политическом митинге – сейчас я удивляюсь тогдашнему нашему бесстрашию. Вся толпа была против нас. Хотя кидаться туфлями, наверное, не стоило. Пацифисткам такое поведение не подобает.
– И что с вами было потом?
– Член парламента не стал выдвигать обвинения. Он узнал, что мы все девушки из приличных семей, и не захотел, чтобы история попала в газеты. Но на следующее утро мне пришлось объяснять все родителям – они решили, что меня похитили работорговцы. И все же… – Фрэнсис встала, улыбаясь при воспоминании. – Заявиться домой в полицейских ботинках стоило хотя бы ради того, чтобы увидеть вытянутую физиономию отца! Соседи тоже повеселились. Ну что, пойдемте?
Она подставила согнутую руку, просто в шутку, но миссис Барбер оперлась на нее и встала, чуть пошатнувшись и снова рассмеявшись. После этого показалось совершенно естественным и дальше держаться под руку. Они спустились по ступенькам и вышли на солнечный свет, раздумывая, куда бы направиться теперь. Короткое столкновение с навязчивым незнакомцем вернуло дню прежние краски.
Однако Фрэнсис и миссис Барбер не забывали о времени. Пролетело уже полтора часа, совсем незаметно. Они собрались было вернуться к теннисным кортам, но в конечном счете неохотно решили, что пора двигаться домой. Поднявшись по отлогому склону, они еще раз остановились полюбоваться колокольчиками и вскоре вновь оказались на пыльном тротуаре. До самого дома они шли под руку. Разъединились, только когда торопливо переходили через оживленную дорогу. Но на противоположной стороне улицы миссис Барбер переложила зонтик на другое плечо и обошла Фрэнсис, чтобы идти слева от нее, а не справа, как раньше. В первый момент Фрэнсис не поняла, зачем она так сделала, но почти сразу сообразила: миссис Барбер встала таким образом, чтобы между ней и проезжей частью находилась Фрэнсис, и сделала это машинально, как если бы шла рядом с мужчиной.
Еще пара минут – и вот он, дом. Фрэнсис открыла калитку, отперла переднюю дверь. Они вместе поднялись по лестнице, миссис Барбер зевала на ходу.
– Меня разморило на солнце, в сон клонит. Вы сейчас чем будете заниматься, мисс Рэй?
– Мне надо позаботиться об ужине для матери.
– А мне – об ужине для Лена. Ах, если бы еда готовилась сама собой! А полы, ковры и посуда сами собой подметались, чистились и мылись! Хорошо бы мистер Эйнштейн изобрел машину для помощи по хозяйству, правда? Вместо того чтобы писать всякую заумь про время, пространство и прочее, которую все равно никто не понимает. Могу поспорить, я точно знаю, что думает об этом миссис Эйнштейн.
Говоря это, миссис Барбер повесила зонтик на вешалку и стала стягивать перчатки, палец за пальцем.
Однако, сняв обе перчатки, она помедлила с ними в руке. Они с Фрэнсис посмотрели друг на друга.
– Мне очень понравилась наша прогулка, – сказала Фрэнсис.
– Мне тоже, мисс Рэй.
– Можем повторить как-нибудь.
– О, я с удовольствием.
– В таком случае… если вы не против, конечно… можете называть меня Фрэнсис.
Миссис Барбер казалась польщенной.
– И это тоже – с удовольствием!
– А как мне вас называть? Если вы предпочитаете обращение «миссис Барбер» – так тому и быть.
– Ах, нет, не надо! Терпеть не могу это имя, всегда терпеть не могла! Оно словно с игральной карты в «счастливой семейке», вам не кажется? Вы можете называть меня Лил, как мои сестры… хотя нет, лучше не надо. Лен говорит, «Лил» звучит как имя какой-нибудь официантки. Сам он зовет меня Лили.
– Лили, Лил… А что, если Лилиана?
– Лилиана? – Она удивленно похлопала глазами. – Так меня никто не называет.
– Ну, мне и хотелось бы называть вас так, как никто больше не называет.
– Да? А почему?
– Сама не знаю. Но это красивое имя. И оно вам замечательно подходит.
Последние слова на самом деле были обычной любезностью. А чем еще они могли быть в таких обстоятельствах? Но Фрэнсис и миссис Барбер стояли совсем рядом, на полутемной лестничной площадке, и в тишине, наступившей после этих слов, между ними двумя опять произошло что-то, какая-то неуловимая алхимическая реакция… И опять миссис Барбер будто бы заколебалась на мгновение. Но потом улыбнулась и слегка наклонила голову. Такое впечатление, подумала Фрэнсис, что на любой комплимент, даже исходящий от женщины, она не может отозваться иначе, чем просто принять его, впитать, вобрать в себя.
– Какая вы забавная, мисс Рэй, – тихо произнесла миссис Барбер. – Да, конечно, называйте меня Лилиана.
И на этом они расстались.
За ужином мать поинтересовалась, как прошла сегодняшняя прогулка, и Фрэнсис ответила, мол, очень славно. Они с миссис Барбер полюбовались цветами. И вообще, с удовольствием размяли ноги… Вдаваться в подробности она не собиралась. Но через несколько минут вдруг поймала себя на том, что говорит:
– Знаешь, я даже начинаю жалеть миссис Барбер. Она сегодня кое-что рассказала о своем браке – и он не самый счастливый, похоже.
Мать подняла глаза от тарелки:
