Нет, она не шутила. Фрэнсис нахмурилась:
– И вы не боялись?
– Еще как боялись! Но он никому не причинял зла. Нам соседи про него рассказали. Он жил в том доме много лет назад, его жена умерла, и несчастный угас от тоски по ней. Они сказали, что он каждую ночь ходит вверх-вниз по лестнице, все жену ищет. Я иногда задаюсь вопросом, обитает ли он там по-прежнему. Грустно, если да, – правда? Ведь он хочет лишь одного – быть с любимой женой.
Фрэнсис зажгла свою потухшую сигарету и ничего не ответила. Она поражалась искренности миссис Барбер, простодушию, непосредственности – или как еще называется свойство натуры, которое позволяет говорить вслух такие вещи с такой откровенностью. Для самой Фрэнсис сообщить малознакомому человеку, что она видела привидение, было бы столь же немыслимо, как признаться, что она верит в эльфов и фей.
«Вот именно поэтому, – поняла она, – я никогда и не увижу привидения».
Внезапно настроение у Фрэнсис упало, совершенно для нее неожиданно. Она рассеянно вертела в пальцах спичечный коробок, ставила то на один торец, то на другой. Подняв наконец глаза, она встретилась с внимательным, обеспокоенным взглядом миссис Барбер.
– Боюсь, я вас расстроила, мисс Рэй.
Фрэнсис покачала головой и улыбнулась:
– Вовсе нет.
– Ужасно бестактно с моей стороны. Мне не следовало заводить разговор о привидениях и разных печальных вещах в такой день, как сегодня.
– Как сегодня? – недоуменно переспросила Фрэнсис. Потом сообразила: – В смысле, из-за моего отца? О нет. Нет, не надо думать о нем хорошо. Думайте так о моих братьях, если хотите. Я по ним каждый божий день тоскую. А что касается отца… – Она бросила коробок на стол. – Мой отец был невыносим при жизни, доставил нам неприятность своей смертью и до сих пор умудряется докучать нам.
– Ох… – пробормотала миссис Барбер. – Я… мне очень жаль.
Они снова погрузились в молчание. Фрэнсис подумала о своей всегда сдержанной и скрытной матери, сидящей в гостиной рядом. Но тишина разбавлялась все теми же уютными кухонными звуками, шорохом угольков, еле слышной музыкой судомойни… а миссис Барбер была столь откровенна… Фрэнсис вдруг почувствовала непреодолимое желание ответить ей такой же откровенностью и, глубоко затянувшись, снова заговорила приглушенным голосом:
– Просто мы с отцом никогда не ладили. У него были старомодные представления о женщинах… о дочерях, в частности. Я для него была сущим наказанием, как легко догадаться. Мы с ним спорили решительно обо всем, моя бедная мать только и делала, что разводила нас по углам. Ожесточеннее всего мы спорили о войне, в которой он видел некое Великое Приключение, тогда как я… О, я ненавидела войну с самого первого дня. Моего старшего брата, Джона-Артура, кротчайшего и тишайшего человека на земле, отец чуть ли не силком заставил записаться добровольцем, никогда ему этого прощу. Ноэль, мой другой брат, ушел воевать прямо со школьной скамьи, а когда его убили, у отца случилась целая серия «сердечных приступов», – иными словами, теперь он все время сиднем сидел в кресле, а мы с матерью суетились вокруг него как дуры. Он умер за несколько дней до Перемирия, но не от сердечного приступа, а от апоплексического удара, который его хватил, когда он прочитал какую-то статью в «Таймс», страшно его разозлившую. Ну а после смерти отца… – В голосе Фрэнсис появились горестные нотки. – Вы с вашим мужем, миссис Барбер, наверняка уже поняли, что мы с матерью далеко не так состоятельны, как может показаться на первый взгляд. Оказалось, мой отец вкладывал семейные деньги то в одно сомнительное предприятие, то в другое и в результате оставил нам кучу долгов, которые мы до сих пор выплачиваем и… вообще. – Она раздраженно раздавила окурок в блюдце. – Лучше не наводить меня на разговоры о нем. Я, конечно, не вполне к нему справедлива. Он был не таким уж плохим человеком, пусть хвастуном и трусом – ну так и все мы порой бываем трусами. Я привыкла его ненавидеть – это очень нехорошо, знаю. Но самое ужасное, что он сделал по отношению ко мне, так это то, что он умер. Пока он был жив, у меня были планы на жизнь, огромные планы… – Она на миг умолкла, может, потому, что голос осекся, а потом договорила: – Отец всегда говорил, что все мои планы закончатся ничем. И он бы, конечно, злорадно ухмыльнулся, если бы увидел, что я по-прежнему здесь, на Чемпион-Хилл… прямо как ваше привидение!
Фрэнсис улыбнулась, но миссис Барбер, смотревшая на нее серьезным, добрым взглядом, не улыбнулась в ответ.
– А какие у вас были планы, мисс Рэй?
– О, не знаю. Изменить мир. Все исправить. И… забыла уже.
– Забыли?
– Тогда было совсем другое время. Серьезное. Страстное. Но и наивное, как мне теперь кажется. Мы верили в… великие перемены. Мы ждали конца войны и верили, что после нее начнется совсем другая жизнь. И все действительно переменилось, правда? Но совсем-совсем не так, как мы ожидали. Ну и потом, тогда у меня был… один человек… помолвка, можно сказать… – Фрэнсис невольно бросила взгляд на кольца – обручальное и помолвочное – на пальце миссис Барбер. – Простите меня, миссис Барбер. Я не хочу скрытничать. Но и разводить сантименты не хочу. Я о чем… я пытаюсь сказать, что нынешняя моя жизнь… это не та жизнь, которой мне следовало бы жить. Не та жизнь, которая мне нужна! Не та жизнь, которую я себе представляла! – закончила она почти исступленным голосом.
«Господи, что я несу?» – подумала Фрэнсис. И почувствовала себя так глупо и нелепо, как если бы по неосторожности выставила на обозрение свой голый зад. Но миссис Барбер кивнула и деликатно потупилась, словно все поняв каким-то непостижимым образом. Когда же она наконец заговорила, то сказала следующее:
– Наверное, вам с матерью странно, что мы с Леном живем здесь, у вас.
– Ну что вы! – ответила Фрэнсис. – Я вовсе не это имела в виду.
– Я знаю. Но вам все равно должно быть странно. Мне очень нравится ваш дом. Мне захотелось жить в нем сразу, едва я переступила порог. Но вам, полагаю, просто дико видеть нас с Леном здесь – как будто мы взяли без спросу вашу одежду и носим ее задом наперед и шиворот-навыворот.
Миссис Барбер потянулась к блюдцу, застенчиво опустив голову, и красные деревянные бусины тихонько перестукнули. На самой макушке у нее Фрэнсис увидела крохотное пятнышко голой кожи, молочно-белое на фоне глянцевитых темных волос, пышно вьющихся вокруг.
– Вы необычайно милая женщина, миссис Барбер, – сказала она.
Миссис Барбер с удивленной улыбкой вскинула глаза и слегка поморщилась:
– Ах, не говорите так!
– Почему?
– Потому что рано или поздно вы непременно поймете, что это неправда, и разочаруетесь во мне.
Фрэнсис помотала головой:
– Не могу себе такого представить! Но теперь вы мне нравитесь еще больше. Мы будем друзьями, да?
Миссис Барбер рассмеялась:
– Надеюсь.
И этого оказалось достаточно. Они улыбнулись друг другу через стол, и между ними что-то произошло. Какое-то неуловимое изменение… будто что-то завязалось и укрепилось. Фрэнсис не придумала, с чем еще это можно сравнить, кроме как с каким-нибудь кулинарным процессом. Так яичный белок становится жемчужно-белым в горячей воде, так молочный соус загустевает в кастрюльке – незаметно, но в то же время осязаемо. Почувствовала ли это миссис Барбер? Похоже, да. Улыбка на миг застыла на ее губах, и во взгляде мелькнула неуверенность. Но набежавшее на лицо облачко столь же быстро растаяло. Миссис Барбер опустила глаза и снова рассмеялась.
