– Как раз перед вашим приходом я говорила дочерям, – воодушевленно продолжала миссис Вайни, – мол, до чего же приятно воображать, как в старину здесь жили благородные дамы, в этих своих капорах и изящных платьях! А какие юбки были у тех платьев! Сколько ярдов ткани уходило на каждую! Поневоле задумаешься, как же они бедняжки ходили в них, по тогдашним-то улицам, заваленным навозом. Или хотя бы как поднимались по лестницам. А уж про посещение кое-каких укромных местечек я вообще…
– Мама! – хором воскликнули дочери, и громче всех миссис Барбер.
Миссис Вайни округлила глазки-пуговки:
– А что такого? Миссис Рэй понимает, что я шучу. И мисс Рэй тоже, я уверена. Кроме того, здесь одни женщины.
Девочка запротестовала: нет, здесь не одни только женщины, здесь есть и мальчики. Миссис Вайни благодушно улыбнулась:
– Ну ты поняла, что я имела в виду.
Нет, девочка не поняла, потому что Морис никакая не женщина и Сидди не женщина. Сидди еще даже и не мальчик, он еще слишком маленький…
– Довольно уже, милочка, – резко оборвала ее Вера, а озадаченная Фрэнсис подумала: «Сидди?»
Девочка обиженно выпятила свои недетские губы, но замолчала. Миссис Вайни снова заговорила: да, она прямо в восторге от дома.
– Какая удача для Лил и Лена! И как замечательно Лил украсила комнаты! Она у нас в семье единственная художественная натура, сызмалу такой была… Нет, Лил, ничего я не придумываю! – Миссис Вайни подмигнула Фрэнсис. – Смотрите, она зарделась как маков цвет.
– Это все ее художественная натура, – сказала Вера своим обычным суховатым тоном.
– Даже не знаю, в кого она такая. Уж точно не в меня! А что касается ее дорогого отца, царствие ему небесное, так он картинку не то что нарисовать, а и на гвоздь-то ровно повесить не мог…
Ее слова прервал странный шум: сопение, поскуливание, попискивание, будто зверек какой завозился. Фрэнсис с матерью тревожно встрепенулись. Сестры же, наоборот, разом притихли. Вера перегнулась через подлокотник диванчика и заглянула в большую соломенную сумку, стоявшую рядом на полу, – сумку, которую Фрэнсис все это время принимала за обычный портплед, но которая на самом деле оказалась переносной корзинкой для младенцев. Минута напряженного ожидания. Женщины перешептывались. Проснулся? Нет? Снова засыпает? Заснул? Но потом сопение возобновилось – и почти сразу разрешилось истошным воплем.
– Ути, мой хороший!
– Ты наше золотко!
– Ну-ну, тише!
– А вот и мы!
Вера запустила руки в корзинку и вытащила брыкающегося младенца в желтом вязаном костюмчике, – это и был Сидди. Вера передала ребенка Нетте, и та уложила его к себе на колени. Он по-прежнему дергал ножками-ручками и орал; его большая багровая голова моталась на тонкой, как стебель, шейке.
– Может, улыбнешься этим милым дамам? – спросила Нетта. – Не хочешь, да? А ведь миссис Рэй и мисс Рэй проделали очень долгий путь, чтобы тебя увидеть! Ах, какие рожицы мы корчим!
– Верно, он голодный? – предположила миссис Вайни, поскольку младенец не унимался.
– Да он всегда голодный, этот кроха. Весь в своего папочку по этой части.
– А как подгузник?
Нетта пощупала попку ребенка:
– Сухой. Он просто хочет пообщаться с нами. Правда, мой сладкий? Эй?
Она принялась качать младенца на коленке. Голова у него замоталась еще сильнее, но крики начали стихать.
Мать Фрэнсис, любившая детей, подалась вперед, чтобы рассмотреть получше.
– Маленький император, да и только, – улыбнулась она.
– Ага, Сидди у нас такой, – согласилась миссис Вайни, показывая редкие зубы. – Во всяком случае, орет уж точно, как особа королевских кровей. Вы только поглядите на него! Похож на огромную репку, правда? Мы надеемся, когда он подрастет, тело у него все-таки станет соразмерным голове. А вот у его старшего брата было ровно наоборот – помнишь, Нетта? Такая крохотная головенка была, хоть чулки на ней штопай! – Она вытерла выступившие от смеха слезы. – А у вас есть еще дети, миссис Рэй? Вы же не против, что я интересуюсь?
– Нисколько не против, – ответила мать Фрэнсис, отводя глаза от младенца, подпрыгивающего на коленках Нетты. – У меня было трое детей. Оба моих сына погибли на войне.
Веселое выражение вмиг сбежало с лица миссис Вайни.
– Ох, извините, бога ради. Всей душой вам сочувствую. У моего брата тоже два сына не вернулись с войны – а третий вернулся с выжженными глазами, совсем слепой. И муж Веры, Артур, тоже погиб на фронте. Знаете, миссис Рэй, в свое время я безумно хотела сыновей. Но выносить мальчика никак не получалось, уж неведомо почему. У меня было два выкидыша и один мертворожденный – все мальчики, причем последний ну до чего прелестный малютка…
– Что такое мертворожденный? – спросила девочка.
Женщины проигнорировали вопрос.
– Я помню, – подала голос Мин. – Помню, как папа тогда плакал, а мне сказал, что ему перец в глаза попал.
– Он был замечательный человек, твой отец, – улыбнулась миссис Вайни. – Ирландец, миссис Рэй. Чувствительный, как все ирландцы. Да, мы с ним оба страшно убивались по нашему последнему. Но знаете, теперь я не уверена, что хотела бы выкормить, выпестовать, вырастить сыночка для того лишь, чтобы он погиб на войне, как его двоюродные братья. – Она тяжело вздохнула и покачала головой.
Улыбка вновь сошла с лица миссис Вайни, и вдруг стало видно, что ее румянец – не румянец вовсе, а частая паутинка полопавшихся сосудов на желтых одутловатых щеках. Ее маленькие глазки внезапно показались беззащитно-обнаженными – как будто жизнь потрепала бедную женщину так крепко, подумалось Фрэнсис, что у нее даже ресницы выпали.
– Что такое мертворожденный? – повторила девочка.
Вера наконец ответила:
– То, чем лучше бы оказалась ты.
Мать Фрэнсис ошеломленно вытаращилась на нее. Миссис Барбер опустила голову, сгорая от стыда. Но гостьи покатились со смеху самым бессердечным образом, и миссис Вайни вытащила из рукава носовой платок, чтобы вытереть обильно слезящиеся глаза. Младенец сначала наблюдал за весельем с величайшей серьезностью, а потом вдруг фыркнул, словно поняв шутку, – и все снова расхохотались. Нетта принялась его тискать и подбрасывать на коленях, чтобы он фыркнул еще разок, да погромче. Голова у Сидди болталась, по подбородку текли слюни, и он возбужденно сучил ножками, пиная Нетту в живот.
Затем в общем настроении произошла легкая, но заметная перемена. Вера порылась в сумочке и предложила Фрэнсис с матерью сигареты. Миссис Рэй, опять ошеломленная, помотала головой, и Фрэнсис неохотно сделала то же самое. Но все женщины помоложе чиркнули спичками, прикурили, потянулись к пепельнице и возобновили разговор, прерванный появлением хозяек дома. В разговоре постоянно упоминался некто, кого они иронически называли «его милость» или «его светлость». «Ну, сами можете догадаться, что он ответил!», «Да я на него вообще плевать хотела!» – а миссис Вайни время от времени слабо протестовала: «Ох, ну зачем вы так? Ваш бедный отчим только добра вам желает!»
