Спенсер слово в слово повторил свои показания, данные на предварительном следствии: в вечер смерти Леонарда он сразу после работы вернулся домой с головной болью и весь вечер провел с матерью. Он будто бы произносил заученный текст – ну так и ничего удивительного: должно быть, бедняга уже тыщу раз повторял одно и то же. Он не помнит, чтобы говорил, что мистер Барбер «давно нарывался на неприятности», но, наверное, и впрямь говорил, раз Билли так сказала. Но ведь говорить – это одно, а сделать – совсем другое, правда? Все равно что ходить с дубинкой в кармане. Носить дубинку с собой вовсе не значит применять. А если на ней кровь, так она от крыс и тараканов. На мистера Барбера он с дубинкой ни разу не набрасывался. Да, он врезал ему разок по физиономии тогда летом, но единственно для того, чтобы отпугнуть от Билли.
– Мне кажется, вам вообще нравится раздавать тумаки, мистер Уорд, – сказал Айвс, переходя к допросу. – Вы были довольны собой, когда выбили мисс Грей зуб?
Узкие плечи парня поникли.
– Да господь с вами, я просто легонько хлопнул Билли по щеке, чтобы привести в чувство! У ней половина зубов давно уже выпала сама собой! Она потом сказала, что я ей только лучше сделал. Билли копила деньги на верхний протез. Она вам не говорила про это, да?
– Вам нравилось красться по пятам за Леонардом Барбером вечером пятнадцатого сентября?
– Что значит «нравилось»? Я ведь сказал, что и близко к нему не подходил!
– Вы остались довольны собой, когда тихо проследовали за ним в темный проулок и повалили наземь ударом дубинки?
Парень в отчаянии обратился к судье, к мистеру Трессилиану, ко всем присутствующим:
– Послушайте, ну дичь же полная! Я ничего такого не делал! Вот вам крест! А настоящий преступник сейчас надрывается от хохота, глядя на все это…
Дальше продолжалось в том же духе, и Фрэнсис с Лилианой просто сидели и смотрели. Все равно что наблюдать за пыткой, подумала Фрэнсис, – наблюдать, отчетливо понимая, что единым своим словом они могут ее прекратить, и живо ощущая, как слова поднимаются к горлу, но сглатываются, тяжело сглатываются обратно. Ведь встать и заговорить – значит оказаться на месте парня… Ко времени, когда Спенсера отпустили со свидетельской трибуны, обе они сидели обмякшие, все в поту. Заседание прервалось на обед, и они вышли в холл вслед за Барберами. «Боже! Боже!» – прошептала Лилиана, чье лицо светилось мертвенной белизной сквозь тонкую сетку вуали.
Потом все началось снова. Дядя парня, вокзальный носильщик, предпринял слабую попытку обелить характер подсудимого. Мужчина, заведующий боксерским клубом в Бермондси, сообщил, что Спенсер «хотел научиться драться» и «молниеносно отвечать на удары», при каковых словах на общественной галерее опять грубо рассмеялись.
Затем в зал вызвали мать подсудимого, миссис Уорд. Она неверной поступью взошла на свидетельскую трибуну и начала отвечать на вопросы адвокатов голосом столь слабым и неуверенным, что он походил на тонкий паутинный голос какого-нибудь призрака: судье пришлось привстать с кресла и податься к ней, чтобы разобрать слова. Миссис Уорд подтвердила, что дубинку, сейчас выставленную на обозрение, она видела у своего сына. Ею он убил не счесть сколько крыс в доме, но носил ли он ее собой на улице – нет, она так не думает, а если и носил, то единственно забавы ради, ну как игрушечный пистолет или что-то вроде.
– Забавы ради? – повторил мистер Айвс. – А в ночь убийства? Тогда мистер Уорд тоже забавлялся?
О нет. Тогда все было в точности так, как он рассказывал полицейским. В тот вечер Спенсер вернулся домой с сильной головной болью и весь вечер провел с ней. Нет, к ним никто не заходил, но… но она же своими глазами видела, что сын дома.
У него часто болит голова?
О да. Постоянные приступы, с самого детства.
Не может ли она пригласить в суд врача, который подтвердил бы это?
Женщина вся поникла:
– Нет, Спенсер никогда не обращался к врачам.
– Никогда не обращался. Очень жаль. А как именно ваш сын провел вечер?
– Лежал на кровати, сэр.
– В своей спальне?
– Нет, сэр, в гостиной.
– Ясно. А чем он занимался, лежа на кровати в гостиной?
– Читал «Бритиш бой», сэр.
Здесь мистер Айвс выдержал паузу. Судья подался вперед и приставил ладонь к уху:
– Что говорит свидетельница?
– Свидетельница говорит, ваша честь, что в интересующий нас вечер ее сын лежал дома на кровати и читал «Бритиш бой». Насколько я понимаю, это…
– Да-да, я знаю. Мой внук читает этот журнал. Миссис Уорд… – обратился к ней судья с недоуменной гримасой. – Вы хотите убедить суд, что ваш сын, молодой человек девятнадцати лет от роду, читал детские комиксы?
Женщина посмотрела на него подозрительно, ясно почувствовав в вопросе какой-то подвох, но не понимая, в чем именно он заключается.
– Да, сэр, – неуверенно произнесла она.
Мистер Айвс вернулся на свое место, не сказав более ни слова. Спенсер на скамье подсудимых уныло повесил голову. Присяжные опять зашептались, и Фрэнсис закрыла глаза. А когда снова открыла и увидела следующего свидетеля – очередного соседа из Бермондси, явившегося, вероятно, чтобы дать парню очередную нелестную характеристику, – ее охватило отчаяние. У мужчины было землистое лицо, исхудалое от недоедания, и блестящие заплатки на потрепанном костюме, явно с чужого плеча. Он походил на одного из демобилизованных солдат, которые побираются на улицах: такой бедолага за стоимость одного обеда согласится дать любые показания. И действительно, первые вопросы мистера Трессилиана касались военного прошлого свидетеля: в каких сражениях участвовал, какие ранения получил. Он демобилизовался в феврале девятнадцатого, сообщил мужчина, и после часто менял адреса. Но с марта этого года он проживает в том же доме, что обвиняемый с матерью. Снимает комнату у другого семейства.
– Итак, – живо продолжил мистер Трессилиан, – давайте сразу разберемся с одним неприятным обстоятельством: вы когда-нибудь видели в здании крыс и тараканов?
Мужчина кивнул:
– Еще бы не видеть. Там все кишмя кишит паразитами. Крысы поднимаются по водопроводным трубам. Тараканы по ночам полчищами лезут из-под обоев.
– Исходя из вашего личного опыта – каков наилучший способ разделываться с ними?
– Если можешь поймать тварь, то давишь, скажем, каблуком башмака. Ну или прихлопываешь толстой книгой, коли у тебя таковая имеется. – После едва заметной паузы, он добавил: – Книга навроде Библии сгодится.
Вызывающий тон, каким он произнес последнюю фразу, заставил Фрэнсис приглядеться к мужчине внимательнее. Нет, все-таки он не уличный попрошайка: слишком агрессивен или, возможно, просто ожесточен против всего мира. И его определенно не волнует, заплатят ему или нет.
Мистер Трессилиан спросил, где он работает.
