В конце жизни Эдисон издал книгу мемуаров «Воспоминания и наблюдения», последняя глава которой называлась «Загробное царство». Вот отрывок из нее:
«Мне всегда казалось полным абсурдом надеяться, что «духи» станут терять время на возню с такими грубыми и малонаучными предметами, как столы, стулья или игра в «уиджу».
Дальше Эдисон признается, что бросил последние свои изобретательские усилия на конструирование серьезного прибора для общения с усопшими. Он даже заключил торжественный пакт со своим ассистентом Уильямом Динуидди: тот из них, кто умрет первым, сделает все, чтобы отправить с того света послание живому.
Эдисон умер в 1931 г., а «Воспоминания и наблюдения» были полностью напечатаны только в 1948 г. Правда, в последующие издания последнюю главу не включали, сочтя ее слишком оккультной и потому бросающей тень на автора. Исчезнувшую главу удалось обнаружить благодаря первому французскому переводу книги в 1949 г.
В ней Томас Эдисон объяснял, что был уверен в бессмертии души и хотел предоставить наконец духам действенное научное подспорье. Он признавался, что не только верил в призраков, но и считал их весьма разговорчивыми. Он напоминал, что никто «не в силах точно очертить сферу жизни», но оговаривался, что еще не получил «результат, который являлся бы окончательным и бесспорным доказательством бессмертия души».
Прототип Эдисонова устройства для бесед с умершими так и не был создан, но обнаружили чертеж, на котором можно различить алюминиевую трубу, микрофон, антенну и химическую формулу перманганата калия.
По утверждению ряда очевидцев, Эдисон считал контакт с мертвыми обменом электромагнитными волнами и мечтал, чтобы его прибор для общения с мертвецами стал в конце концов неотъемлемым атрибутом гостиной в каждой семье.
Так родился «Транскоммуникационный инструмент», или TCI, основателем которого считается Эдисон. Через несколько десятилетий этот прибор станут называть «некрофоном».
Эдмонд Уэллс, Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том XII
62
Прибор для бесед с мертвецами похож на цветок с широкими черными лепестками, отходящими от желтого стебля.
– Вот это да! Он продолжал работать над некрофоном, который мы придумали в детстве!
– Это было нетрудно, я достаточно взрыхлил почву. Учтите, между нами, «Томасами», существует контакт.
Габриель разглядывает своего собеседника. Он узнает это длинное лицо, тонкие губы, седую прядь, падающую на лоб, и характерный атрибут – маленькую «бабочку» на шее.
– Вы кто, Фома? Вы?!.
– Не святой Фома-скептик, а Томас Эдисон, верующий. Ваш брат дальше всех продвинулся в начатых мной исследованиях. Момент перебросить мостик между миром живых и миром мертвых приближается огромными шагами. Это чувствую я, это чувствуете вы. Это чувствуют все больше людей что по эту сторону, что на том свете. Он, ваш замечательный брат, совершает решительный бросок. Только бы не помешать ему, не испортить этот исторический момент. После выхода на Луну Нила Армстронга мы скоро будем присутствовать при первом сеансе связи с миром мертвых Томаса Эдисона и его живого ассистента Тома Уэллса! Это предрекала формула других умельцев, сделавших после моей смерти неплохую работу: «Шажок для живых и огромный шаг для мертвых».
Габриель порхает под куполом, над головой у брата.
– О ведущейся здесь работе никто не подозревает, – осторожно напоминает он.
– Я предпочитаю, чтобы до поры до времени никто ничего не знал. Если совсем начистоту, я бы предпочел, чтобы и вас здесь сейчас не было.
Человек перед ним – и впрямь неприкаянная душа Томаса Эдисона.
Тома Уэллс, работающий под ними, до крайности возбужден. Он регулирует интенсивность своего «цветка», принимающего волны, потом нахлобучивает себе на голову аудиошлем с микрофоном.
– Алло! Кто-нибудь меня слышит?
Ученый проводит дополнительную подстройку.
– Алло, алло, прием! Есть поблизости блуждающие души? Хоть один дух? Алло, прием. Если вы меня слышите, ответьте!
Сверху за ним наблюдают две эктоплазмы, колеблющиеся, как им быть.
– Кто ему ответит – вы или я? – спрашивает Габриель.
– Я уступаю эту честь вам.
– Нет, я пропускаю вперед вас.
– И не подумаю.
– И я.
Наконец Эдисон решается:
– Ладно… Алло, алло! Прием отличный!
Тома Уэллс падает навзничь. Вскоре он поднимается с ликующим видом.
– Вы еще здесь?
– Да.
– Кто со мной говорит?
Живой, дрожа от нетерпения, делает неловкие движения, роняет предметы, роется в ящике. Достав камеру, он включает запись.
– Это я, Габриель, – сообщает писатель.
– Ты, братец?! Ты здесь, Габи? Я чувствовал, что ты рядом, еще до того, как ты заговорил, но не верил, что это произойдет!
– Я не один, со мной Томас… Эдисон.
– САМ Томас Эдисон?
– Собственной персоной.
– Наконец-то есть доказательство, что это работает! – провозглашает американец. – Вам остается только зарегистрировать патент на этот прибор, и вскоре весь мир сможет беседовать с умершими близкими. Браво, месье Уэллс, вы развили мою идею и сделали ее рабочей. Мне не хватило на это времени…
Тома Уэллс продолжает настройку, улучшая качество приема. Внезапно из вентиляционной решетки прибора начинает валить густой белый дым. По электронным платам бегут искры, происходит воспламенение. Взрывается приемная антенна. Огонь перекидывается на занавеску. Тома едва успевает схватить огнетушитель и направить струю белого порошка на готовый распространиться пожар. В процессе тушения он задевает треногу камеры, которая падает и разбивается.
– Кажется, транскоммуникация прервалась, – с досадой произносит Габриель.
– Слишком высокое напряжение. Проблема сугубо технического свойства, он ее устранит.
Оба наблюдают за Тома, не знающим, радоваться или огорчаться. «Сработало, сработало!» – бормочет он себе под нос.
– Я бы рад ему сказать, что подожду, пока он все починит, – говорит Томас Эдисон, – но он нас больше не слышит.
Тут появляется блуждающая душа молодой женщины в густом гриме, в туфлях на высоких каблуках.
– Который из вас двоих Габриель Уэллс?
– В чем дело?
– Вам здесь нечего делать, мадемуазель, – прикрикивает на нее Эдисон, не желающий показывать свое изобретение в неготовом виде. – Немедленно убирайтесь!
