– Бежим, а то наш разъяренный чемпион может снова явиться! – Все это я выпалила, натягивая на ноги туфли, и мы, весело переглядываясь, поспешили прочь.
Со дня гонок прошло две недели. Вернувшись в училище и получив положенную порцию поздравлений и восхищений (как искренних, так и тех, от которых веяло, как от просроченных на пару лет консервов, – изрядной гнильцой и перспективой несварения), я переключилась на рутину. А рутина на данный момент являла собой занятие по инженерно-технической теории. Преподавал ее Менханаф Валлеулович, рыжий, круглый и конопатый, с вздернутым носом. Данный орган был столь вызывающе задран не в силу физиологических особенностей организма преподавателя, а из-за привычки глядеть на всех чуть свысока, что при его невысоком росте было весьма проблематично.
– Время прохождения пассажирского крейсера от Вилерны до Земли составляет шесть галактических суток. Такое же расстояние ракета класса SKR-200 преодолевает за сто двадцать девять минут. О чем это говорит? – Взгляд Менханафа скользнул по аудитории и остановился на мне, в этот момент строящей каверзу впереди сидящему соседу.
Я же слегка увлеклась, заталкивая ароматический шарик в оттопыренную сзади опушку форменных брюк противного одногруппника. Из-за этого стукача мне назначили неделю нарядов на кухне.
Шарик был обычный. А вот его запах, который появится, как только раздавишь маленькую сферу, стал нашей с Прит личной гордостью. Путем экспериментов к сероводороду удалось добавить парочку эфиров, да так, что от двух капель получившейся жидкости можно спастись только в противогазах. Запах тухлых яиц и гнилой рыбы не выводился и не выветривался несколько часов.
– Кадет Тэри Ли. Ответьте на вопрос. – Менханаф, как всегда, серьезен.
«Не успела!» – мелькнула мысль, когда преподаватель назвал мое имя.
– Простите, вы не могли бы вопрос повторить? Он вылетел у меня из головы. – Признаваться в том, что я его пропустила мимо ушей, было неприятно и стыдно.
– Кадет, ваша голова напоминает космопорт, из нее постоянно что-то вылетает, – желчно заметил довольный преподаватель. – Повторяю вопрос: время прохождения пассажирского крейсера от Вилерны до Земли составляет шесть галактических суток. Это же расстояние ракета класса SKR-200 преодолевает за сто двадцать девять минут. О чем это говорит?
– О том, что все, что летит к Вилерне медленно, летит с мирными намерениями… – не удержалась я от подколки, но потом все же ответила серьезно: – А также о наличии дармит-гасителей и отсутствии влияния коркат-излучения на систему навигации и управления ракеты данного класса.
Менханаф удовлетворенно кивнул, разрешая сесть на место.
Все-таки есть в нашем нищем училище один огромный плюс: преподавали здесь намного человечнее, если так можно сказать об учебе, нежели в престижных военных академиях. Педагоги позволяли нам некоторое вольности, да и искренне старались вложить в непутевых кадетов знания. Вот только отсутствие мало-мальски доступных учебных пособий делало свое черное дело. Если космическую историю и навигацию, вилернский и единый земной язык, тактику, стратегию и прочие гуманитарные дисциплины, требующие лишь экрана визора и должного старания, кадеты училища знали весьма сносно, то в остальном… Особенно страдало модульное космическое пилотирование. Его без тренажеров освоить никак нельзя. Таковых за училищем числилось аж пять штук. Правда, этот квинтет приходился аж на восемь тысяч кадетских душ.
Преимущество перед остальными предметами только у рукопашного боя. Здесь учебных пособий хоть отбавляй – сосед слева, сосед справа, а еще и напротив… Обучайся – не хочу.
Время после учебы, не обремененной спецпредметами (тут бы основной курс оснастить), кадеты проводили по-разному. Прит, например, разрывалась между виртмагазинами, свиданиями и остервенелой зубрежкой параметров генерального курса, угла сноса корабля, счисления координат и прочей жизненно необходимой каждому навигатору ереси. Иногда, впрочем, эти три ее увлечения разбавлялись попытками превратить меня в нормальную девушку. Подруга мечтала то научить меня ходить на шпильках, то краситься, то разбираться в моде. Некоторые из попыток были даже удачными. Это в тех случаях, когда я не успевала вовремя улизнуть от подруги, поставившей себе очередную сверхзадачу: облагородить пацанистую меня.
Я же, в отличие от Прит, любила погонять на раздолбанном гравибайке на местных нелегальных гонках. Хотя чаще всего зависала в боксах, ремонтируя свою шайтан-машину. Байк появился у меня вопреки мизерной стипендии. Сначала я пробовала откладывать на свою мечту из нее родимой. Но потом пришла к выводу, что солнце, воздух и вода в последнюю неделю до очередной стипы – это хорошо, но все же еду не заменят.
В пятнадцать лет плюнула и начала подрабатывать в городе, расположенном неподалеку от училища. За полгода каждодневного четырехчасового оплачиваемого рабства в одной из забегаловок я наскребла на изрядно проржавевший движок в двенадцать тысяч кубов и генератор гравитационной подушки. Так стала воплощаться моя заветная мечта. Попеременно покупая подержанные детали или находя что-то на свалках и убивая ночи в ремонтном боксе, удалось (не без помощи ребят с мехкора) собрать мое чудо по частям.
Выглядел байк неказисто, но гонял отменно. Доказывая свою резвость в нелегальных гонках.
Директор бы и рад запретить картинги, проходившие в крутом овраге зоны отчуждения, но тогда кадетам вообще не на чем будет тренироваться в пилотировании. Поэтому Радвин закрывал глаза на это нелегальное безобразие.
Зубрить, не в пример многим кадетам, мне приходилось очень редко и лишь то, чего не было на занятиях, – спасибо практически абсолютной фотографической памяти, доставшейся в наследство с Х-хромосомой от отца.
Под потолком мигнул светодиод, ознаменовав начало большой перемены.
Как только я вышла из аудитории в коридор, ко мне тут же подскочила Прит, чьи занятия шли в соседней лекторской.
– Ты идешь смотреть списки распределения на стажировку? – азартно вопросила подруга.
Не дожидаясь ответа, она с энтузиазмом тягача потащила меня в вестибюль.
Да уж, стажировка, которой никому из выпускников не избежать, маячила через месяц поярче габаритов инерционного гасителя. По ее итогам мы будем допущены к выпускным экзаменам. Ее одновременно боялись и ожидали с нетерпением. И вот… я стою, смотрю на табло, где мое имя – четвертое в списке, – и пытаюсь понять шутку юмора.
«Тэриадора Лирой, место стажировки – космический линкор „Элколай“, должность – помощник младшего пилота корабля». Еще раз попыталась осмыслить прочитанное. На этот линкор даже рядовыми штурмовиками назначали только самых выдающихся пилотов, проявивших себя не в одном бою, а чтобы кадета училища – и сразу с допуском к капитанскому мостику… такого еще не было.
Браен Дранго
Двумя часами ранее. Земля. Академия Бореа
Закатное солнце, нестерпимо жаркое для начала весны, раскалило воздух в аудитории до предела. Климат-синторы работали вовсю, но их мощности не хватало. На верхних этажах академии температурная планка медленно, но уверенно поднималась вверх. Последнее на сегодня практическое занятие по пилотированию в условиях коркат-излучения у выпускной группы подходило к концу.
