«Он обо мне, и правда, позабыл», – вновь решил про себя Ребман. Но в тот самый момент он услышал, что его зовут по имени. Когда он осмотрелся, то заметил Николая Максимовича, стоящего в дверях и глядящего на него в упор поверх золотого пенсне.
В соседней комнатке – это, собственно, скорее проход, с доской со стороны окна, похожей на скамью для инструмента, – шеф представил ему девушку, которая рьяно строчила на пишущей машинке.
– Петр Иваныч, наш новый сотрудник! Елизавета Юльевна, наш секретарь по русской корреспонденции.
Девушка подала Ребману руку, глядя на него весьма удивленно. Когда Николай Максимович заметил это, он добавил:
– Отныне Петр Иваныч занимается английской корреспонденцией!
Затем он провел Ребмана в «святая святых», усадил его на место своего брата и заговорил:
– Петр Иваныч, я хочу доверить вам тайну, но вы должны пообещать, что никому об этом не скажете, даже в пасторском доме – никому. Вообще вам надлежит все, что вы здесь видите и слышите – а в вашем случае это будет больше, чем в случае других сотрудников! – держать за семью печатями. Никогда не знаешь, что может статься, – нынче менее чем когда-либо. Так вот: мой брат в ближайшие дни уезжает за границу. По гражданству он все еще немец. Вы удивлены? Это наш блаженной памяти батюшка – вон там на стене висит его портрет – так распорядился. Он был очень разумным человеком, намного дальновиднее других людей. Для меня он купил английское гражданство (я ведь много лет прожил в Англии), а брат остался немцем, изначально же мы выходцы из Гамбурга. Тем самым отец избавил нас от многих неприятностей, от которых сегодня страдают русские граждане иностранного происхождения, никогда не чувствующие себя здесь как на родине. До сих пор брата не трогали, его жена – русская, а ее сын от первого брака – боевой офицер, заслужил на фронте георгиевский крест! Но как долго это продлится, никто не знает. Короче говоря, брат с женой уезжает в Стокгольм и будет нас оттуда снабжать. Швеция придерживается нейтралитета, там можно покупать немецкие товары и отправлять сюда под нейтральными марками.
Всю эту длинную историю он рассказал вполголоса и на одном дыхании, даже позабыл заикаться, а то иногда полминуты пройдет, пока он одно слово из себя выдавит.
– А если все откроется? – тоже полушепотом спросил Ребман. – Я имею в виду то, что товары немецкие.
– Это и должно открыться! Непременно! Продавцы должны знать, что это немецкий товар, ведь это гарантия лучшего качества!
– А другие? Ну, покупатели?
Шеф сдавленно смеется:
– Знаете, кто наши клиенты?
Он встает, подходит ближе к Ребману, садится на письменный стол, снимает пенсне. И говорит совсем шепотом:
– Русская армия! Девяносто процентов всех товаров, которые мы поставляем, идут на фронт!
Ребман уставился на него с открытым от удивления ртом:
– На русский фронт? Немецкие товары?!
– Так точно. Они даже требуют, чтоб это были немецкие товары. Только официально они не могут быть немецкими.
Шеф снова улыбается. Затем возвращается к главному:
– Пока брат был на месте, он занимался внешними службами, банковскими делами, транспортными поставками, охраной фабрики, где…
– Фабрики?!
– Да, у нас на окраине города есть фабрика копировальных аппаратов – тоже для армии. И всем этим занимался брат. А теперь, когда его не будет, все его обязанности примет на себя Петр Иваныч: русскому этого доверить нельзя.
В разговоре, который продлился еще не менее часа, шеф ознакомил Ребмана с персоналом фирмы. Он сейчас ему всех представит, но предварительно о каждом скажет несколько слов:
– Елизавета Юльевна, русская секретарша, ей вы можете всецело доверять: она чиста, верна и прилежна в работе, как немцы. Кстати, ваше место будет находиться в ее бюро.
«Интересно, где именно в этом “бюро”? – подумал Ребман. Там же и одному человеку слишком тесно!»
– Далее, по этой стороне, – продолжает Николай Максимович, указывая на дверь, что напротив той, через которую они вошли, – главный бухгалтер. Тоже немец. Старый, опытный специалист. Он знает наизусть всех наших заказчиков, две тысячи счетов…
– У вас две тысячи заказчиков?
– Да, и это менее чем за три года! Раньше у нас было другое предприятие. Это еще очень молодое, но, – он сжал руку в кулак, – зато вот какое!.. Значит, он держит в уме две тысячи счетов, знает, сколько должен каждый или когда истекает срок векселя, ему не нужно заглядывать в книгу. И за все эти годы – а он был у нас еще во времена отца – у него не было ни единой ошибки, ни одной! Этот человек на вес золота.
– Отчего же он может здесь оставаться, если он немец, а ваш брат – нет? – допытывается Ребман.
Шеф смотрит на него в упор:
– В России возможно все, если у вас для этого довольно средств. К сожалению, нам не хватает нескольких сотен тысяч, необходимых для того, чтобы брат тоже мог остаться. За бухгалтерией следует упаковочная. Об упаковщиках говорить нечего, простые люди, исполняющие свою работу и все тут.
– А там впереди, в лавке, там ведь еще кто-то есть?
– Вы видели высокого, бледного господина за пультом перед окном, с черными усиками? Его зовут Иван Михайлович.
Ребман кивнул. Он даже успел перемолвиться с этим господином несколькими словами.
– Какое же он произвел на вас впечатление?
– Особенно не располагает к доверию. Во всяком случае, по отношению ко мне он особой приветливости не проявил.
Шеф снова сдавленно смеется:
– Вы не слишком ошибаетесь, когда говорите, что ему нельзя доверять. Раньше он работал в охранке.
– Я так про себя и подумал!
– И до сих пор, очевидно, еще на них работает! Вы не обратили внимания, как он смеется: одними губами. Но за этой улыбкой прячется диавол. Берегитесь этого человека. И следите за каждым словом, когда с ним говорите. Никогда в его присутствии не обсуждайте дел фирмы или меня. Можете быть уверены, что через полчаса он мне обо всем доложит.
– Чем же он занимается?
– Простой частью бухгалтерии. И когда посыльный не на месте, как теперь, он отвечает за лавку. Его молодой визави – счетовод. Совершенно ничему не обученный крестьянский сын: читать, писать и считать выучился у нас, теперь по вечерам ходит еще и в торговую школу. Он гениально считает в уме. Если бы ему дали возможность учиться в университете, он стал бы, по крайней мере, приват-доцентом. Его хотели забрать в армию, но, к счастью, по крайней мере, для нас, у него обнаружили что-то в легких. Вот я вам обо всех и рассказал. Теперь пойдемте, я вас представлю!
Они обходят всех сотрудников по очереди, и Николай Максимович каждому представляет Ребмана. Все вежливо, не говоря ни слова, подают ему руку. Только бухгалтер, этот старый барсук с медвежьей челюстью и усиками, как у Франца-Иосифа, заметил, глядя на новенького поверх очков:
